Наследник
Шрифт:
Я показал казакам-диверсантам, что наступил режим молчания и мы, разделившись на две группы, где одной командовал я, а другой Кондратий, при моем общем командовании, устремились в сторону деревьев. По кромке леса максимально тихо, к сожалению, я оказался самым шумным из группы, отряд диверсантов приближался к лагерю условного неприятеля. Петр Александрович Румянцев получил указание от меня, пусть я так и не являлся официально его командиром, но был наследником, чтобы тот усилил в ближайшую неделю бдительность и перевел службу в походный режим на территории противника. При этом, зачем и почему, конечно же, не говорилось, враг так же вряд ли будет уведомлять в русской традиции «иду на
«Стоять. Внимание» - Кондратий поднял руку в кулаке. Из кустов выпрыгнул большой жирный заяц. И войска рядом и пахари, а они, ушастые, вон, только жирнеют и живут - не тужат, нужно частью их отстрелить, старосты жалуются на длинноухих овощных воров.
Еще полтора километра в таком темпе, скорее быстрого шага, чем легкого бега, и уже показался военный городок. Он был огорожен забором с заточенными жердями, но подобное препятствие не является непреодолимым. Подставленное к забору небольшое бревно в равном удалении от костров дозорных, что горели по периметру и первые два диверсанта уже на территории расположения условного противника. Тишина. Отсутствие лишнего шума и следующие четыре воина быстро перелазят стену. То же самое происходит и с моей группой в метрах трёхстах от товарищей.
Пролежав минут пять на земле, практически полностью слившись с ландшафтом, в достаточно высокой траве, мы начинали медленно с залеганиями передвигаться в сторону одного из постов. В такой ситуации можно было пробовать пройти между костров вглубь военного городка, но нужно было показательно наказать егерей за нерасторопность.
Подобравшись максимально близко к костру, возле которого трое солдат спали, а всего двое сидели и разговаривали на тему сложной службы, но хорошего питания, я знаком подал сигнал к атаке. Взметнулись пять фигур и выверенными движениями «выключили» и спящих и бодрствующих. Да, утром у них будет болеть голова, но несли бы службу лучше, не были столь легкой добычей.
Быстрыми перебежками обе группы, справившись со своими задачами, приблизились к дому, где должен был, по данным разведки, находиться Румянцев. За военным городком два дня велось наблюдение, казаки не были обнаружены. Вот и знали все, что нужно. Нет, все нужные для такого хулиганства, что сейчас происходит, данные и так были известны, не раз мы приезжали к егерям, но, если отыгрывать роль, до полноценно.
Возле дома полковника был еще один пост и разводящий офицер. Этот подпоручик оказался единственным, кто попытался дать отпор и увидел, а, может, и почувствовал атаку, но удар по затылку успокоил и его.
– Доброе утро, Петр Александрович! – сказал я, как только вошел в спальню командира полка.
– А? Что? Кто Вы? – сонный, но быстро приходящий в себя Румянцев всматривался в силуэт, который посмел прервать его сон.
– Сударь, соблаговолите следовать за нами, если условно Вы окажете сопротивление, то нам придется нести Вас на себе. Хотелось бы без рукоприкладства обойтись, - сказал я.
– Ваше Высочество? – изумленно спросил Румянцев, но развивать тему узнавания меня полковник не стал.
Уже через двадцать минут обе наши группы соединились за забором. Группа Кондратия нарисовала кресты на складах и арсенале. Моя же группа справилась с задачей похищения командира полка и выведения его за пределы лагеря условного противника.
– Без жертв? – спросил я.
– Так точно, без потерь и с нашей стороны и со стороны условного неприятеля, - отрапортовал хорунжий.
– Как видите, Петр Александрович, дюжина подготовленных солдат лишила боеспособности целый полк, узнала планы неприятия, его численность и все остальное у командира, - обратился я к полковнику Румянцеву.
– Но я не собирался
– Сударь, у каждого человека есть свой болевой порог, который он терпеть не сможет и только в неумелых руках допрашиваемый умрет, другие расскажут все, что потребуется, - сказал я, снимая капюшон накидки. – Жду от вас работы над ошибками и с докладом уже завтра пополудни. А сейчас, мы Вас проводим обратно через пост.
Пока шли к дороге, ведущей к военному городку, говорили о том, почему нам так просто удалось проникнуть в самое сердце, можно сказать, показательного полка, да еще который был предупрежден о вероятных сюрпризах. Теперь, когда самолюбие Румянцева задето, я был уверен, что организация службы охраны станет на порядок строже и эффективнее. Да, такими диверсиями, что мы условно совершили, в этом времени не балуются, считая подобное подлым, но все же возможным. Да и нам тренировка была в пользу. Само собой, я не собираюсь бегать диверсантом и этой ночью я больше проверил себя, могу ли считаться не телком, а бойцом, размялся и посмотрел на возможности моих казаков.
Уже в начале осени, как обещали донцы и яицкие старшины, прибудут казаки, которым и суждено было стать теми самыми диверсантами. А десяток Кондратия станет инструкторами у этих бойцов. И, как мне кажется, хорошими инструкторами. Пусть они еще и сами только учатся читать карту и тем более им далеко до ее составления, но не боги обжигают горшки, Петр Великий куда большие преобразования сумел провести.
Возвращаясь домой, я увидел не самый дорогой, мягко сказать, выезд. Уже повидавшая вида карета, запряженная двумя, пусть и ухоженными, но уже старыми лошадями, стояла у крыльца дома-дворца. Протиснуться так, чтобы не быть замеченным кучером или тем, кто на этой карете приехал, оказывалось задачей, возможно, сложнее, чем проникнуть в дом Румянцева в центре военного городка. Был вариант разбить окно, или еще более неприемлемые способы проникновения в дом, к примеру, взобраться по молниеотводу в открытое окно. Но осознал, что начинаю заигрываться, не отойдя от адреналинового всплеска во время ночной игры в диверсантов.
– Узнайте, кто в этой карете, - приказал я Кондратию, который выключил боевой режим и выглядел расслабленным. Однако, хорунжий снял накидку, в которой и направился к транспортному средству.
– Ух, черт лохматый, твою… - услышал я басовитый громкий голос и грохот от того, что сваливается Кондратий.
– Отставить! – закричал я, когда казак с суровой решимостью встал, чтобы покарать своего обидчика, но приказа не ослушался и замер.
Из кареты вылез высокий мужчина плотного телосложения, я бы сказал, медведь, если бы это не был величайший русский ученый за весь XVIII век. Уже солнце отвоевало свое место на небосклоне, и можно было отчетливо рассматривать холмогорского вундеркинда.
– Ох и скоры Вы на расправу, Михайло Васильевич! – улыбнулся я, но этот жест расположения оказал обратный эффект, так как лицо было вымазано в сажу.
– Э-э, - замялся ученый, не понимающий, какую модель поведения выбрать, явно не узнавая меня.
– Степан, воды подай умыться и мыла, не пойду же я в таком виде в дом, а то мадам Чоглакова с испугу родит восьмого дитя, - сказал я, а казаки, прекрасно уже ориентирующиеся в перипетиях «молодого двора» искрометно рассмеялись.
Пока я умывался, светило русской науки наблюдал за моими действиями. Я разделся по пояс, намылил тело и лицо черным мылом, потом меня окотили холодной водой, слуга принес свежую рубаху, и я ее одел. При этом величественности в моих действиях даже при наличии бурной фантазии, узреть было невозможно.