Наследник
Шрифт:
– …Сначала я заподозрила, что старый хрыч участвует в тайных организациях – например масонство или Сионский приорат, о котором ходит столько нелепых слухов. Ничего подобного. Масоны нынче не в моде, некоторое влияние они имели в промежутке между мировыми войнами, по после сорок пятого года все изменилось, игры изнывающих от безделья богачей в «тайное знание» фактически прекратились. Этот вариант я отмела, мистической конспирологией пусть занимаются бездельники. Но эта мысль навела меня на другую, более правдоподобную версию.
– А конкретнее?
– Барон резко разбогател после Второй мировой. Вдруг и сразу. Напомню, что
– Не вижу ничего криминального. Почему бы аристократу из Лихтенштейна не сфотографироваться с министром правительства соседней державы?
– Ключевое слово – экономика, – сказала Алёна. – Деньги. На Нюрнбергском процессе Шпеера упекли на двадцать лет в тюрьму, вышел он в тысяча девятьсот шестьдесят шестом и провел остаток жизни вполне безбедно. Несколько раз встречался с Фальц-Фейном, бывшим торговцем сувенирами, к тому времени ставшим крупным магнатом. У них были какие-то общие дела.
– Ой, вот только не надо! – Славик картинно возвел очи горе. – Золото Третьего рейха, сокровища СС, «Одесса», «Антарктический рейх» и прочее! Я «Штирлица» смотрел много раз, знаю-знаю! Чем это лучше мистической конспирологии, о которой ты недавно говорила? Обычно ответы на сложные вопросы крайне просты: вдруг барон и министр Шпеер учились вместе в университете? Просто дружили? Оказались дальними родственниками?
– Два миллиарда, – напомнила Алёна. – Почему именно «сокровища СС»? Альберт Шпеер был одним из редких людей, наименее запачкавшихся при Гитлере и отлично понимавших, что война проиграна. А раз так, приходилось думать о будущем… Кстати: в те годы Германия предъявляла серьезные претензии на территории в помянутой тобой Антарктиде и якобы создала там секретную военную базу. Имя Фальц-Фейна включено в списки журналистов, прикомандированных к немецкой антарктической экспедиции зимы с тридцать восьмого на тридцать девятый год – что там делал репортер спортивной газеты? В девяностых барон четыре раза летал в Антарктику, на чилийскую исследовательскую станцию «Эльчо», расположенную в районе, исследованном нацистами почти семьдесят лет назад.
– Бр-р, – Славик помотал головой. – Ты слишком увлеклась! Эдак мы незнамо до какой фантастики договоримся! Повторяю: надо искать максимально простое объяснение, которое и окажется верным! Хотя… Объяснить некоторые вещи невозможно. Ты права в одном, барон действительно входит в тайное общество. Уверена, что хочешь знать, в какое? Многие знания – многие печали!
– Выкладывай, – усмехнулась Алёна. – Меня трудно удивить.
– Заметила моего гостя? В спальной?
– Скорее, слышала. Это он храпит?
– Он самый. Хочешь узнать, откуда взялся этот человек? Пойдем в коридор, покажу. Только обещай: без обмороков.
– Обмо… Что-о? Ты за кого меня принимаешь?
– …Собственно, вот, – Славик дважды провернул ключ, распахнул Дверь и эпическим жестом указал на светлый проем. – Нравится?
Объяснения,
Безусловно, иногда Алёну заносит на поворотах – ее выкладки относительно старого барона и немецкого рейхсминистра выглядят чистейшим бредом! – однако недооценивать начальника отдела компании Google не следует.
– Что такое «Трюггви»? – спросил Славик, закончив пространный рассказ о событиях последних дней. – Он произнес это слово дважды.
– «Верный» или «надежный» в переводе, – задумчиво сказала Алёна. – Может использоваться как обычное прилагательное и как личное имя. Слово очень архаичное, корень «трюгг» древнегерманский, унаследован скандинавами, частенько встречается в древнеисландском и стародатском языках.
– Ты что, их изучала?
– Разумеется, это обязательная часть курса в университете, особенно для германистов. Он еще что-нибудь говорил?
– Бредил ночью, я ничего не запомнил.
– Эта… Эта зверюга его серьезно порвала?
– Серьезнее некуда, чуть руку не оторвала. Не окажись меня в нужное время в нужном месте, не выжил бы. О, слышишь, опять заговорил!
Славик быстро прошел в комнату, Алёна остановилась у него за спиной. Пускай бородатый произносил непонятные фразы отрывисто и хрипло, как и полагается человеку в бреду, филологесса поначалу замерла, а потом шепнула под нос пару-тройку таких словечек, что Славика покоробило – проживающие в Лондоне интеллигентные девушки и догадываться о их существовании не должны, не то что произносить вслух без ошибок, правильно расставляя ударения!
– Подожди, сейчас я его уколю – как раз время пришло, – после поговорим, – проворчал Славик, уяснив, что Алёна чем-то потрясена до глубины души. Гостья убыла на кухню только затем, чтобы спустя минуту вернуться со своим сотовым – включила диктофон. Поздно, раненый затих.
– Да в чем дело-то? – Славик оттер филологессу от двери. – Что ты смотришь на меня будто на инопланетянина?
– На слуховые галлюцинации я раньше не жаловалась. – Алёна зажгла очередную сигарету и глубоко затянулась. – Наркотики не принимаю, пью только качественный алкоголь – твое ужасное пиво редкое исключение, – психотропными и экстази не балуюсь. И тем не менее… Я разобрала несколько предложений, этого достаточно. Пока достаточно.
– О чем он говорил?
– О чем – это дело десятое. Главное – как. Построение фразы, произношение… Нет-нет, я ошибаюсь!
– Сначала объясни!
– Это древнеисландский язык. По-моему. Или стародатский. Они очень похожи, разница в диалектах. Значительно ближе современных русского и белорусского – правильнее будет сравнить говоры архангельских поморов и казаков с Кубани.
– Хорошо, допустим. По нашей с Серегой версии, Дверь ведет в эту же географическую точку. Что делали на берегах Невы древние исландцы или датчане? Где мы, а где Исландия?