Наследники Демиурга
Шрифт:
Неизвестно, приложил тут руку майор Службы безопасности или это сложилось само собой, но когда Ирина привезла Влада в отцовскую квартиру, в почтовом ящике снова лежало письмо, и не какое-нибудь, а из одного очень уважаемого издательства, печатающего фантастику. И начиналось оно словами:
«Уважаемый, Владислав Георгиевич!
Ознакомившись с Вашими уже изданными произведениями, мы рады были бы видеть Вас в числе наших авторов…»
Так что скучать выздоравливающему не пришлось. Остатки денег злосчастных «меценатов» пришлись как никогда кстати, почти без остатка уйдя на приобретение компьютера, принтера и прочих электронных причиндалов вроде модема и тому подобного. Но выброшенными на ветер эти деньги Сотников-младший совсем не считал: в папке с гордым названием «Издательство» лежал аккуратно подколотый договор на первую большую книгу, которая должна была выйти из печати аккурат к… Но не будем забегать вперед.
Влад перевел глаза с отцовского лица на окно, за которым кружились снежинки, и прикоснулся пером к бумаге…
Когда он оторвался от работы, на улице уже почти стемнело, портрет был едва различим на темной стене, а из углов комнаты крались лохматые тени.
– Владик! – донеслось из кухни. – Помоги мне, пожалуйста!
– Иду, милая! – откликнулся мужчина и хотел было привычно крутануть ободья кресла, но вновь наткнулся взглядом на отца, улыбающегося уже не кажущейся, а вполне реальной вольтеровской улыбкой. Будто вот-вот появится из-под нижнего обреза фотопортрета его рука, и костлявый палец шутливо погрозит наследнику: «Ай-я-яй!..»
И тогда Сотников-младший тяжело вздохнул, дотянулся до палочки с удобной пластиковой рукоятью и, тяжело опираясь на нее всем телом, поднялся из почему-то жалобно скрипнувшего, словно не желая отпускать его, кресла.
«Не ищи легких путей, сынок!..» – прошелестел бестелесный голос, слышимый одним только Владиславом.
– А я и не ищу, папа, – ответил он и, припадая на искалеченную и до сих пор плохо слушающуюся ногу, направился в кухню, где Ирина, которой на седьмом месяце беременности уже было сложно управляться по хозяйству, опять, наверное, не могла дотянуться до верхнего яруса кухонных шкафчиков.
А на столе остался недописанный лист:
«Яркое весеннее солнце било в проем распахнутого люка, освещая раскинувшихся в глубоких креслах-ложементах пилота и штурмана. Шлемы еще не были закреплены, но утонувшие в снежно-белых скафандрах люди уже как бы не принадлежали родной планете – настолько не походили они на суетящихся вокруг них техников, облаченных в ярко-синие комбинезоны.
– Не жмет, Алексей Алексеевич? – поинтересовался один из них, колдующий над пилотом, грудь скафандра которого помимо алого кружка с золотым двуглавым орлом украшала табличка с надписью „А. А. ВОЛКОВ“, продублированная латиницей.
Из-под кепки с длинным козырьком, лихо, набекрень сидящей на голове специалиста, выбивались непокорные черные кудри, а орлиному профилю позавидовал бы какой-нибудь киноиндеец Гойко Митич.
– Ничего, Мансур, – подмигнул космонавт, шевельнув закованной в толстую перчатку рукой, такой неуклюжей здесь, на Земле, где на нее давит недюжинная сила тяжести. – Нам не привыкать. И уж тем более, когда такой мастер, как ты, крепит.
Мансур Рахимбеков сверкнул в улыбке белоснежными зубами и перешел к креслу штурмана, уступив место коллегам…»