Наследники Демиурга
Шрифт:
– И для какой же это службы? – недоуменно оглядел я ее с ног до головы.
– Вы же больны, – пояснила валькирия. – Лекарства там, помочь чего… Вам же трудно самому – вон, коляска… А я полтора года при госпитале.
„Что они там, – яростно подумал я, готовясь высказать этой пигалице все, что думаю о ней и о тех, кто ее прислал. Без политесов и самоцензуры, – с ума все посходили? Если считают, что я совсем никакой стал, – могли бы и постарше женщину прислать…“
Но девушка улыбалась так обезоруживающе, что я несколько остыл. И в самом деле – война ведь сейчас, а она выполняет чей-то приказ. Пусть дурацкий, но приказ.
– Зовут-то вас как, младший сержант? – буркнул я, стараясь припомнить, брился сегодня или нет.
– Варварой! – отрапортовала девушка. – Варей, если по-простому.
– Варей?..
Хозяин отыграл еще одно очко…»
И вновь потекла размеренная жизнь.
Варя оказалась смышленой и дисциплинированной. И не брезгливой – научила суровая госпитальная жизнь. Хотя ничего себе с ней Георгий Владимирович не позволял, держался строго и суховато. Сестра-сиделка и по совместительству кухарка и прислуга в одном лице – никаких вольностей. Да и не навязывалась девчонка, по ее словам выросшая в деревне, на какие-то отношения. Поговорка «Война все спишет» явно была не про нее.
Раздражение первых дней скоро прошло, и порой, забывшись, Сотников исподтишка любовался ладной фигуркой девушки, сновавшей туда-сюда по квартире. И видно было, что близость к известному писателю, лауреату (Сталинская премия догнала автора в далекой Алма-Ате) и орденоносцу, льстит вчерашней колхознице. Да и сам он был не так уж плох – по паспорту ему еще не было сорока, а ранняя седина только добавляла ему привлекательности. Но всему было свое время…
Впервые сблизились они вечером девятого мая сорок пятого года, когда радость долгожданной Победы пьянила душу, а вино горячило кровь…
«Тогда, в сорок пятом, я считал, что все уже позади. Я снова обрел свою Варю, пусть и в другой ипостаси, мы любили друг друга, наступил долгожданный мир, и все впереди виделось в розовом свете… Я давно не вспоминал о Господе, поскольку в той безбожной стране его роль взял на себя Хозяин, но тогда был уверен, что именно Создатель оживил для меня мою Вареньку, чтобы ободрить меня на переломе жизни.
Да-да, тогда я считал, что большая часть жизни уже прожита. Теперь, шесть десятков лет спустя, это кажется смешным, но тогда это казалось именно так. Тем более, что я твердо знал – через несколько лет грянет новая, еще более страшная война, в которой нам обоим, скорее всего, предстоит погибнуть, сгореть, разлететься на атомы в горниле ядерного взрыва. Если бы ты знал, Владик, как я тогда жалел о существовании той проклятой рукописи, предопределившей наши пути на десятилетия… Но жизнь уже на деле доказала мне старую прописную истину, что написанное пером не вырубить топором. Да я и не пытался, с покорностью быка, ведомого на бойню, подчиняясь судьбе и стараясь урвать от жизни последние оставшиеся мне радости.
И снова в мои планы вмешалась судьба. Или, если тебе будет угодно, ее материальное воплощение в образе Хозяина. Вот уж поистине – не сотвори себе кумира. А я – сотворил. Одновременно и бога – мелочного и мстительного божка местного пошиба, и дьявола в одном лице.
Где-то в начале сорок шестого года Варя, смущаясь и краснея, сообщила мне, что ждет ребенка. Моего ребенка. Можешь ли ты представить себе, как я был рад. Я настолько сошел с ума, что, позабыв о грядущей войне, помчался (помчался, конечно, лихо сказано – покатил) в ближайший ЗАГС, чтобы оформить наши с гражданкой Кильдюшиной отношения. Не мог мой ребенок вырасти бастардом – просто не мог!
И за всем этим я совсем позабыл испросить на то высочайшего соизволения. И это было роковой ошибкой…
В то время я много ездил по стране, выступал, собирал материал для новой книги. И до нашей с Варей свадьбы мне предстояло совершить недельную поездку – кажется, в Закарпатье. А вернувшись домой, я просто-напросто не нашел своей любимой. Вместо нее в квартире хозяйничала тоже довольно симпатичная женщина лет сорока.
– Теперь я буду вашей домработницей, – сообщила мне эта дама. – Меня зовут Вера.
Вопросы были излишни – божок решил все за меня, и я опять потерял любимую. Но он просчитался: теперь я был уже не тот, что в тридцать шестом. Да и он уже был не тот. И я решил бросить вызов этому злому богу…»
Больше всего Сотников боялся, что вдохновение вновь отвернется от него, как отвернулось оно в сорок первом, но сейчас все прошло без сучка без задоринки, и снова чей-то неслышный голос шептал в ухо измученному человеку слова, которыми тот покрывал бумагу, не тратя времени ни на сон, ни на еду. И когда новая «экономка» забеспокоилась, что ее «хозяин» (или пленник) не выходит из комнаты вторые сутки, – новый финал рукописи был готов.
И потекли дни тоскливого ожидания: когда божок поймет, что его обманули. И уж тогда надеяться на пощаду не стоило…
Но месяц сменялся месяцем, а кара запаздывала. Хозяин не забывал своего раба: то экранизировали его очередной роман, причем целых два режиссера, мнящих себя великими художниками, спорили за право это сделать, то в роскошном исполнении издавалось в очередной «стране народной демократии» книга, а то и собрание сочинений… То к очередной дате многочисленная коллекция орденов и медалей пополнялась новой высокой наградой… Венцом всего стало награждение в пятидесятом году звездой Героя Социалистического Труда.
Вождь был увлечен возней со своими новыми многочисленными питомцами, противостоянием с Западом, ядерной бомбой и баллистическими ракетами, делом врачей и новорожденным ближневосточным государством, населенным одним частично нашим народом, поэтому ему не было дела до того, что окружающая действительность несколько расходится с тем романом, что он прочел три десятка лет назад. И то ли он уже не помнил подробностей, ослепленный собственным величием, то ли начал впадать в маразм, то ли вновь положенное на бумагу откровение уже втянуло его в свой мистический круговорот, будто малую щепку, лишив свободы воли, но никаких действий с его стороны в свой адрес Георгий Владимирович не чувствовал…
Окончательно его страхи рухнули морозным утром пятого марта одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, в точном соответствии с новой «хроникой будущего», запрятанной подальше от греха и вездесущей Веры на полку с роскошно изданными трудами Хозяина.
Ирония судьбы или ее знак, но Сотников, впопыхах прятавший рукопись, не помнил, куда именно засунул листки. Когда же, вернувшись с похорон, затмивших пышностью все предыдущие псевдохристианские ритуалы, он отыскал их после получаса упорного труда, рукопись лежала между страницами «Очередных задач партии в национальном вопросе» [24] …
24
С докладом «Очередные задачи партии в национальном вопросе» И. В. Сталин выступал на X съезде РКП(б) в 1921 году.