Наследники графа. Армэль
Шрифт:
– Ладно, постойте вы.
Он достал чеки, подойдя к свету, выбрал нужный и, протянув братьям, сказал:
– Тут больше. Деньги можете забрать у казначея. Надеюсь, знаете, кто это и как это делается.
Старший схватил бумагу и толкнул девушку, пытавшуюся кое-как запахнуть платье чтобы прикрыть тело, к Александрин. Младший посмотрел ей вслед разочаровано, но ничего сказать не посмел. Девушка же, вопреки ожиданиям, не упала на колени и не стала целовать руки спасителям, а просто произнесла «благодарю вас». Стояла, кутаясь в поданную субреткой графини шаль, такая прямая, и, не подобрать другого слова, – горделивая.
Уже в карете, наконец-то, починенной и
– Я не могу быть служанкой. Я дворянка.
– Что? – воскликнула Александрин, и уставилась на спасенную от бесчестья брюнетку. – Как вас зовут?
– Михелина-Лаура де Марин. Мой отец – разорившийся идальго. Он не дал мне ничего, кроме знатного имени и долгов. У меня нет приданого, поэтому замуж меня выдать нет шансов. Но он решил продать меня иным способом.
Граф и графиня де Вард какое-то время молча глядели в черные глаза юной испанки. Франсуа нахмурился, а на лице Александрин читалось крайнее возмущение. Рассматривая девушку, графиня де Вард подумала, что та не очень красива, но обладает яркой внешностью. Михелина была слишком худой для принятых тогда канонов красоты, но лицо ее отличалось какой-то изысканностью черт – тонкий нос с горбинкой, впалые щеки, алые губы, не пухлые, но все равно выглядевшие сочными, слегка раскосые темные глаза, смуглая кожа.
– Сколько вам лет? – спросила, наконец, графиня.
– Восемнадцать.
Ей оказалось больше, чем думала француженка. Она была не на много младше самой Александрин, хоть и выглядела почти девочкой.
– Тогда будьте моей компаньонкой, – предложила молодая женщина.
Чуть нахмурив брови, Михелина задумалась.
– А что для этого нужно делать?
– Просто сопровождать меня во время выездов, беседовать со мной и гулять.
– И все? – усмехнулась испанка, удивляясь, какие чудные бывают обязанности.
Графу совсем не понравилась эта несколько странная девчонка, явно мнившая себя высокородной дворянкой. Держалась Михелина довольно сдержанно, уважительно по отношению к ним, но в ее тоне, выражении лица, все-таки скрывалась затаенная насмешка.
– Ой, у вас детки! – воскликнула сеньорита де Марин при виде Кристиана и Софи, которые вышли встречать родителей.
Няня пояснила, что малыши уже почти заснули, но услышав, что вернулись граф и графиня, побежали вниз.
– Я бы вышла замуж только ради детей, – вздохнула Михелина, когда они остались с графиней одни, и Александрин объясняла девушке, как ей теперь нужно себя вести и что делать. – На самом деле я ненавижу мужчин. Мой жених оказался трусом. Он сбежал, когда узнал, что отец хочет меня отдать за долги.
– Это ужасно, мой дружочек, – печально сказала графиня де Вард, присев на софу и скидывая красивые, расшитые серебром туфельки. – Но то, что с вами сегодня чуть не случилось, гораздо страшнее.
***
Прошло уже довольно много времени, а именно несколько месяцев, с того дня, как графиня де Куси предупредила его о готовящемся заговоре против короля. Однако пока никаких странностей и ситуаций, угрожающих монарху, де Монфор не наблюдал. Неужели вероломная Анна подшутила над ним? Да нет, какой-то странный розыгрыш. И вообще, зачем ей такие хлопоты – ехать за тридевять земель, чтобы просто разыграть кого-то? Шевалье уже даже начал забывать о предупреждении графини, как однажды комендант Бастилии в случайной беседе упомянул, что епископ Дюамель-Дюбуа частенько наведывается к нему. Пока
– Забавно. Королева любит короля. И совершенно не скрывает свои чувства, – шептались при дворе.
– У его величества какая-то страсть к некрасивым женщинам! Манчини дурнушка, Лавальер тоже!
– Но ведь ему нравилась принцесса. А она красавица!
– Вначале он посчитал ее дурнушкой.
Весь двор шептался. Все только и судачили о том, что его величество забросил свою прекрасную кузину ради хромоножки Лавальер.
А Людовик помнил, как однажды сказал графу де Сент-Эньяну, что Луиза де Лавальер не подходит на роль фрейлины герцогини Орлеанской. Она не обладает красотой и к тому же бедна. И хотя Луиза не ведала об этом, королю было стыдно за те свои слова.
Помимо его величества внимание Монфора привлек еще один юноша. Лабранш буквально четверть часа назад оказался во дворце, даже переодеться не успел из дорожного платья в парадный костюм. Но Анна Австрийская вызвала к себе его командира, который взял виконта с собой. Теперь Огюст и граф де Бельфлер стояли в конце этого большого сводчатого зала, почти у самой двери, и перешептывались.
Неожиданно придворных взбудоражило появление какого-то человека. Все оживились, сначала защумели, а через минуту притихли. Перед королевой-матерью возник и поклонился ей с высочайшим достоинством статный темноволосый мужчина, одетый в роскошный красный бархатный костюм, расшитый золотом и драгоценными камнями. В его ухе по-пиратски сверкнула бриллиантовая серьга.
– Что-то давно, герцог, мы вас не видели, – проговорила королева Анна.
– Теперь, ваше величество, я обещаю вам бывать при дворе часто, – белозубо улыбнулся он.
Огюст тоже обратил внимание на дворянина. Тронув за плечо Армана, он посмотрел в направлении разодетого в алый бархат напыщенного брюнета. Виконт кивнул в сторону незнакомца и тихо спросил у друга:
– Кто это?
– А… это сын герцогини де Кардона.
Глава VIII Старый замок и воспоминания
Осень 1645 г. Наваррский коллеж
Высокие сводчатые потолки… Под ними любой звук разносится эхом. Как сейчас быстрые шаги виконта.
– Виконт де Куси, мой юный друг! – окликнул кто-то юношу.
Армэль оглянулся.
– Отец Карудо! Господин учитель, вы меня звали?
– Да, мой мальчик. Пойдемте, я хочу у вас кое-что спросить.
Карудо было лет 45. Это был высокий статный мужчина с почти полностью седыми волосами и серьезным взглядом темных глаз. Они присели на скамью.
– Я давно хотел спросить у вас, виконт, почему вы выбрали стезю священника?
Шестнадцатилетний юноша поднял на учителя глаза. Большие, синие, мерцавшие теплым мягким светом.
– Потому что я не хочу быть военным. Жестокость, пусть даже во благо своей родины, мне чужда. Государственная служба и политика мне не интересны. Меня привлекают науки. Особенно история, география. И еще я хотел бы заниматься литературой. В богословии все это сочетается с верой в Господа. Вот я и выбрал Церковь.