Наследники СМЕРШа. Охота на американских «кротов» в ГРУ
Шрифт:
Таким образом, агентурное сообщение «Бурбона» влетало в посольский пункт радиоприема подобных сигналов. И резидент ЦРУ в Москве мог ознакомиться с расшифрованным его вариантом уже через несколько минут на экране персонального монитора. Чем не прямая передача!
Получив этот аппарат, Поляков настолько уверовал в свою безопасность, что часто носил его с собой. Он был настолько тщеславен от того доверия, которое, как ему казалось, оказывали американцы, что забывал: тщеславие — это страшная сила, действующая внутри нас и против нас же самих.
Эта
Кстати, если на первых этапах использования этого устройства он «выстреливал» информацию по цели, проезжая на общественном транспорте мимо американского посольства в Москве, то позже Поляков такие манипуляции уже спокойно осуществлял и из других мест. Так, им использовались кафе «Ингури», магазин «Ванда», Краснопресненские бани, Центральный дом туриста, с улицы Чайковского, дом Ростовых, здание бывшего Союза писателей СССР и другие места.
Из своей квартиры работать остерегался — панически боялся пеленгации радиотехнической службы КГБ. Выбор места определялся знанием практической зоны действия импульсного радиопередатчика.
«Выстреливал» он шифровки не только по окнам посольства США, но и по квартирам, где проживали в столице сотрудники резидентуры ЦРУ. Так, например, он на ходу несколько раз «стрелял» в окно квартиры дома № 45 по Ленинскому проспекту. В ней проживал установленный американский разведчик, имевший косвенное отношение к работе агента. Американец только принимал сигнал. Затем он передавал его в «закрытом» виде в посольскую резидентуру ЦРУ. Там его расшифровывали специалисты и передавали по назначению.
Только за период с 1976 по 1979 год он провел 25 сеансов двусторонней радиосвязи, отправив, таким образом, в ЦРУ США до сотни листов с секретными данными, касающимися разведывательной, военной, технической и политической тематики.
Когда ему американские разведчики намекнули о возможности в случае необходимости провести личные встречи в Москве, он категорически отказался, заявив, что такая форма связи в столице равносильна «самоубийству». Американцы согласились с доводами своего агента.
Перечить «Бурбону» в период его «звездного часа» янки уже не могли и относились к своему агенту скорее не как к рядовому информатору, а как к гуру. Они понимали степень своей ответственности в случае провала агента по их вине.
Несмотря на внешне активную работу, которую он делал крайне осторожно, внутри у него кипели страсти. Закрученные тугим узлом безвременные годы прошлого не интересовали его в воспоминаниях — он жил сегодняшним и будущим. Он думал над тем, как и когда закончить «лебединую песню» работы на ЦРУ, ведь очень трудно идти по жизни несколькими путями.
Одно время Поляков мечтал, выехав в последнюю загранкомандировку, пригласить на отдых в страну пребывания сыновей и сбежать. Но потом понял, что в таком шаге таится опасность. К тому же давал о себе знать возраст, поэтому напоминание Пифагора:
Потом он остановился на мысли, что лучше остаться в Союзе, заявив заморским хозяевам, что после увольнения со службы в ГРУ он предастся работе на дачном участке.
Со временем «Бурбон» снова возвратился к навязчивой идее ухода на Запад. Волны рассуждений о лучшей доле себе и семье приливами и отливами будоражили голову, заставляя все время выгадывать, на каком варианте остановиться.
Одно время ему казалось, что за ним следят. Он стал квалифицированно проверяться, но вскоре быстро успокоился — «хвоста» не выявил.
Вера в то, что ему еще раз предложат выехать за границу, ни на минуту не покидала Полякова. Об этом говорило то, что руководство ГРУ, как он ощущал, по-прежнему относилось к нему с уважением и доверием.
Нужно отметить, что в академии он пользовался авторитетом как у слушателей, так и в преподавательском коллективе. Его, как и прежде, приглашали на всякие сборы и совещания. Теперь он напрочь отвергал когда-то в молодости уловленную фразу: «Что наша жизнь? — Одни потемки, и нам уже ничто не светит». Он считал себя везунчиком и оптимистом, а поэтому надеялся, что ему судьба еще засветит, и ждал, очень ждал вызова в управление кадров…
Время, когда приходится чего-то или кого-то ждать, уже давно замечено, тянется бесконечно. Оно раздражает и беспокоит личность. В ожидании команды выехать в очередную командировку Поляков находился каждый день. И вот наступило то время безысходности, когда надежда начала, казалось бы, таять: руководство молчало, не было никаких намеков и от друзей в Управлении кадров ГРУ.
Почему-то вспомнились слова Ницше о том, что самое верное средство рассердить людей и внушить им злые мысли — заставить их долго ждать. На долгое ожидание он ответил несколькими «радиовыстрелами» по посольству США — снова собранная секретная информация в считаные секунды оказалась на столе у резидента ЦРУ.
Американский босс был доволен работой своего опытного агента…
Жена несколько раз напоминала Полякову, что пора бы заняться ремонтом дачи. Сначала он воспринял слова супруги с сопротивлением — не любил, когда его заставляют что-то делать без его желания. Но со временем мысли, внушаемые женой, стали почему-то все чаще и чаще кружиться над этим проклятым вопросом. И вот он, наконец, созрел.
С присущей ему энергией Поляков начал перестраивать дачу. Мастерить он любил, считал «телесное тружение — богу служение». Так когда-то говорила ему мать о значении и роли Физического труда и вообще всякой работы по хозяйству.
Он знал толк в обработке древесины, или, как он называл ее, «деревяшек». По текстуре определял любую породу дерева. Инструмент, в основном подаренный и купленный за деньги ЦРУ, позволял работать качественно, быстро и с наслаждением. Трудился он на даче всегда молча, считая, что, когда слов на мешок, тогда и дел на вершок.