Наследники СМЕРШа. Охота на американских «кротов» в ГРУ
Шрифт:
Как только Николай вернулся к теме болезни, на него вновь уставились выпученные глаза горе-вербовщиков. Оба почему-то впали в ступор после упоминания о чуме XX века. Они сидели отрешенные, тупо глядя в пространство.
Зенчук вдруг словно очнулся и елейно процедил сквозь зубы, перейдя на джентльменское «вы»:
— Николай, вы что, правда больны?
— Здесь у меня с вами полная откровенность.
— Чем же вы можете доказать? — последовал дурацкий вопрос.
— Последствиями и результатами анализа крови у Сюзанны и, конечно, у тех, кто
Не знал точно Ветров, но по реакции янки мог догадываться, что у Сюзи — сотрудницы или агента ЦРУ — в «гостях» поочередно после той памятной обмывки рубанка успели побывать и ее «братик» — Боря, и главный «вербовщик» — Майкл, не однажды попадавший, как потом выяснилось, в подобные скандальные истории. Именно поэтому знаток российских проблем после России стал заниматься югославскими делами. Руководители ЦРУ не рискнули вновь отправлять облезлого донжуанистого кота к московским мадоннам, предварительно запугав его больными СПИДом путанами, которых злые чекисты якобы специально выращивают в стране «березового ситца» для подстав американцам.
«На сей раз я попал, как муха на липучку. Что я наделал?! Бедная наша Сюзанна», — досадовал про себя Майкл, бросая колючие взгляды на голубоглазого и рослого блондина-россиянина, спокойно собирающего фотокарточки и с брезгливым безразличием укладывающего их в конверт.
— Как я понял, вы их мне дарите на память о бурно проведенной ночи. Думаю, для Сюзи у вас найдется еще одна копия — или нет?
— Не трогай фотографии, оставь конверт и нас в покое, — взвыл Зенчук.
— В таком случае «Гуд бай, май диэ френдс».
Николай медленно поднялся с кресла и направился полубоком к выходу, держа в руке «гранату». Такая поза давала возможность боковым зрением наблюдать за действиями американцев. Поравнявшись с дверью, он для усиления воздействия своего розыгрыша, бросил презрительно:
— Запомните, придурки, я уже никого не боюсь, бойтесь вы. Скоро страх вас достанет.
Он специально акцентировал внимание двух одураченных и посрамленных вербовщиков на неизлечимой болезни. Хлопнула дверь. Оба янки вздрогнули, как от плетки, стегнувшей их неожиданно и больно.
«Вот вляпался в историю! Начнется разбирательство, выгонят, как собаку бешеную. Я же только начал карьеру в разведке. Майкл уже сколотил капитал, что ему! Он жизнь свою уже сделал», — скулил про себя «братик» Борис.
Майкл тоже искал выход. Искал и не находил, потому что в таком идиотском положении его невозможно было найти, — он понимал, что весь разговор записан на магнитофон помимо его воли.
— Джек, неужели это правда? — обратился Майкл к напарнику, до недавнего времени называвшего себя Борисом.
— Я думаю, чистейшая… так смело он действовал… бедная Сюзанна.
— Сюзанна, Сюзанна, — ты думай о себе.
— А что думать? Дело сделано, — заметил Джек. — Я у нее тоже был.
Майкл
— Сволочь, подонок, русская свинья! Где он подхватил эту болезнь «зеленой обезьянки»? — неслись проклятья в сторону двери. Майкл застыл и как-то тупо уставился на конверт с «компрой». Теперь этими фотографиями можно было скомпрометировать только бедную коллегу перед родственниками и друзьями…
Примерно такой диалог мог состояться на конспиративной квартире ЦРУ между Джеком и Майклом.
Как проходила воспитательная беседа Брокмана с двумя несостоявшимися вербовщиками, неизвестно. Но дней через десять в местной прессе прошло сообщение об отъезде двух американских дипломатов — Майкла Зенчука и Джека Краммера («брата» Бориса) на родину — в Соединенные Штаты. Исчезла из временно закрытого магазина и Сюзанна, которой, наверное, пришлось походить по докторам и пережить страх за свое здоровье. За все прегрешения в жизни надо платить при посещении спектакля-драмы. У каждого человека под шляпой или шляпкой — свой театр, где часто развертываются драмы более сложные, чем те, которые созерцались на сцене жизни, — эмоции усиливаются переживаниями о проблемах своего здоровья в несколько раз.
…После совещания Кобзев задержал Ветрова и сообщил приятную новость — ему необходимо срочно выехать в Москву по делам службы.
— Это тот случай, когда сочетается полезное с приятным, служебное — с личным. Решите вопросы в Центре и повидаетесь с семейством. Пора их уже возвращать сюда, — посоветовал резидент.
«Неужели догадался, а может, ему сообщили офицер безопасности посольства или коллеги из резидентуры КГБ? Не должны знать, все было на уровне профессиональной конспирации. А там черт его знает, — подумал Николай. — А может, все же стоит раскрыться перед начальником?»
Нет, ничего не сказал он Кобзеву, хотя уважал и доверял ему. А на следующий день он уже шагал по родной Москве.
«Идиоты, — размышлял он, — неужели они надеялись меня сломить открыточками? Свобода оплачивается очень дорого, но что поделаешь? Будут еще переживания, но я свободен от казни себя за малодушие, за предательство. Провинился — да, бес попутал, но чист перед Родиной, коллегами. Эта стерва получила удовольствие, я тоже. Ох, долго они еще будут проверяться, не доверяя анализам и диагнозам».
Единственное, что его угнетало, — это вина перед женой, но он успокаивал себя тем, что повел себя не так, как предатель и шпион Филатов, поднявший когда-то руки вверх перед аналогичными материалами.
«Каждому молодому и сильному мужчине, в конце концов, должна встретиться помимо брака женщина, которая успокоит ноющую плоть. У женщины тоже может быть подобное. Весь смысл в тайности содеянного, — убаюкивал себя Николай не только им придуманной теорией. — Хоть она и подстава, однако женщина высшего класса по многим параметрам».