Наследники Земли
Шрифт:
— Меня он называл калекой, раненым. А еще говорил, что это случилось не по вине Кэрил. Он рассказывал…
— Кто это был, что за копия? — перебила она. — Откуда?
— Эпсилон Водолея, — ответил он. — И он говорил…
В этот момент изображение заплясало в третий раз — и снова выправилось, оставшись стабильным надолго.
— Он считал, что я могу и не вернуться, а я все равно предпочел отключиться. Это наилучшая из альтернатив.
— Каких альтернатив?
Ее волнение утихло при известии, что разговаривавшая
— Объединиться с ним и стать чем-то еще. — Питер скорчил гримасу. — Может, я и болен, но сам-то знаю, кто я такой. Кем был, — поправился он. — Или, точнее говоря, кем я себя считал.
— Он предлагал тебе… слияние?
— Да, но он уже не был прежним. И он не стал мной. А как я мог стать не тем, кто я есть? Это же самоубийство.
Она задумалась над рассуждением, спрашивая себя, не здесь ли ключ к дальнейшей стабильности его копии. Угрожая лишить энграмму хрупкого ощущения самоидентичности, тот, другой Питер сумел придать этой своей версии более тесную связь с ее собственной личностью. Вопрос: какова ее стабильность и, вообще, продолжится ли такая фиксация?
Единственным способом узнать ответ казалось продолжение разговора.
— Питер, больше тебе не придется выбирать мрак; я смогу поддерживать тебя сколь угодно долго.
Он отрицательно покачал головой.
— Я уже зацикливаюсь, и не хотел бы снова пройти через все это. Все закончится моим отключением.
— Но я… Питер, ты мне нужен.
— Я не в состоянии ни на что повлиять. Ты сама — почти целиком продукт Прядильщиков, вернее, их внеземных технологий. А на что ты способна в их отношении? — Он издал короткий смешок, словно изумившись чему-то. — Бог мой! Если на то пошло, этих Прядильщиков, возможно, уже не существует!
Да ведь он прав, — подумала Лючия, вспоминая, как в 2010 году Питер авторитетно заявил научному сообществу о том, что человечество, по-видимому, одиноко во Вселенной, если верить основным положениям квантовой механики. Да и взять саму миссию — поначалу обнаруживали только одноклеточные и иные подобные формы самой примитивной жизни, что только подтверждало мнение Питера. И что теперь…
— Прядильщики должны будут появиться, — задумчиво проговорила Лючия.
Питер несколько ощетинился:
— Никто еще не доказал, что моя теория ложна. Они могут оказаться не сознающим себя искусственным интеллектом. Если они не занимаются истинно исследовательской деятельностью, если их создатели исчезли из Вселенной задолго до появления разумной жизни на Земле — все, возможно, обстоит именно так, как считаю я.
— А как быть с Морскими Звездами? — спросила она. — А что же Юлы? Или Практик?
— Морские Звезды могут представлять такой же точно искусственный интеллект. Про остальных я слышу в первый
— Они существа из плоти и крови. И я видела их сама.
Он на секунду запнулся, потом продолжил:
— Здесь возможны разные варианты. Раз Прядильщики и Морские Звезды перемещаются по Вселенной в поисках любых форм разумной жизни, они могут брать с собой «попутчиков». Юлы — эта форма жизни могла прийти из совершенно иного континуума; их эволюция может не давать эффекта в развитии, подобном нашему.
— Одно объяснение из всех возможных, — заметила в ответ Лючия. — И не самое правдоподобное. Кажется, здесь ты схватился за первую из попавшихся соломинок.
— А разве оно менее правдоподобно, чем вся наша ситуация? — Сейчас, в их интеллектуальном взаимодействии, Питер казался достаточно живым и устойчивым. — Я могу предложить второе объяснение, если первое кажется тебе не слишком основательным. Возможно, Прядильщики и Морские Звезды принадлежат временному континууму, обратному нашему по направлению. Для нас они идут из будущего в прошедшее. Разве мы говорили с ними когда-либо? Разве видели их?
Лючия покачала головой, и Питер принял ее жест как знак согласия. Он продолжал:
— Это может быть следствием различий в фундаментальных представлениях о причинности. Возможно, мы вообще не способны к взаимодействию, кроме как через посредников, раз векторы времени направлены навстречу друг другу. Мы идем на волне, расходящейся от нашего большого взрыва, а они нам навстречу, к своему большому столкновению — коллапсу. Если они и достигнут еще более высокой ступени в своем будущем, нашего развития это уже не коснется.
Минуту Лючия обдумывала слова Питера, затем сказала:
— Действительно, интересная научная теория, — последние слова она произнесла со значением. — А чем она полезна нам? Может ли она на какое-то время сохранить наши жизни?
Питер пожал плечами.
— Это уже твой вопрос. Что касается теории, понять проблему — значит сделать первый шаг к ее разрешению.
— Вот потому-то мы и нуждаемся в тебе, Питер, чтобы сделать этот первый шаг. Ты должен остаться с нами. — Со мной, — добавила она про себя. — Не мог бы ты попытаться?
Его взгляд стал строгим, секунду он казался совершенно неподвижным, погруженным глубоко в себя.
— Я выбрал мрак, — наконец сказал Питер. — И это единственный выбор, который следовало сделать.
— Но ведь теперь у тебя больше вариантов!
— Ты неправильно меня поняла, Лючия. Это мой единственный выбор. Мой. Этой версии, а не другой, и не возможный выбор моего оригинала. Я знаю, что представляю собой: сбойную программу. Я знаю, что не смогу существовать сам по себе. Но это все мое и именно к этому я привязан. Поскольку ты не в состоянии дать мне, моему разуму, защиту от его тупиков — тогда…