Наследство хуже пули
Шрифт:
Интересовало другое.
Где же ты, старик?..
Глава 32
– Поднимите его пистолет, Андрей Петрович, быстро, – скомандовал Бабушкин, наклоняясь и отрывая кейс от пола.
Мартынов машинально отвалился от дверцы, шагнул и наклонился. И вдруг услышал то, что не донеслось до его понимания в первое мгновение.
Рука его застыла над «вальтером».
Побледнев, Мартынов медленно выпрямился и внимательно посмотрел на свой кейс в руке следователя.
И тут же поднял руки над головой.
– Мартынов, – тихо позвал Бабушкин. –
– Я тут с вами, гадами, совсем расслабился, – хрипло проговорил Андрей, растирая руки над головой, чтобы дать им хоть немного тепла. – Довели, суки, человека, до ручки. Скоро уже совсем в «овощ» превращусь.
– О чем вы, Мартынов?
– Куда сейчас пойдем? В лесок за летным полем?
– Я вас не понимаю, – Бабушкин насторожился.
– Поднимите его пистолет, сказал мент уголовнику, – с усмешкой прошептал Мартынов. – «Поднимите его пистолет…» – и во второй раз повторил он. – А как только я сделаю это, так сразу заработаю пулю в лоб.
Бабушкину этот разговор показался интересным. Он взялся за ручку кейса обеими руками и с участием на лице склонил голову.
«В этом туалете должен кто-то появиться!» – думал Мартынов. Не может быть, чтобы никому из толпы не пришло в голову помочиться или помыть руки!
Еще недавно он с облегчением подумал, что все закончилось. Но уже через секунду, когда все понял, все прожитое и еще не прожитое навалилось на него с двойной силой.
И вдруг сверкнула еще одна мысль, и она была еще ужаснее предыдущих.
Если Бабушкин знает, что делает, хватаясь за кейс, значит, ему в мельчайших подробностях известна история кейса и история рода Мальковых. Рассказать ему всю подноготную могли только три человека: он – Андрей Мартынов, Маша или Метлицкий. Маша в зале, но если бы Бабушкин и вышел сейчас на нее, она, перепуганная, не смогла бы выдавить из себя и слова! Сделать этого раньше он не мог, да и она не стала бы молчать – такое не забывается, амнезия случилась с Мартыновым, а не с девушкой.
Значит… Это значит, что не нужно более заморачиваться разгадками тайны – чей это «глок».
– Давайте порадуемся за следователей прокуратуры, которые уже через час начнут открывать шампанское, – сказал Мартынов. – Вот кто, оказывается, убил начальника отдела по борьбе с бандитизмом УБОПа при ГУВД Новосибирской области Метлицкого… Вайс. Ну, а бандита в домике Фомина, понятно, прикончил неоднократно судимый Мартынов. Социологи правы – тюрьмы не перевоспитывают людей, они их изолируют от общества.
Бабушкин покусал губу и покачал головой.
– Невероятно… Откуда такая сообразительность?
– Не первый раз меня убивают, следователь. И еще… Увидев сейчас кейс в твоей руке, я вспомнил случай в больнице.
– Какой случай? – искренне удивился Бабушкин, поудобнее располагаясь с пистолетом у входа.
– Сначала один вопрос. То, что вы занимались моим поиском вместе с Метлицким, я уже понял, поэтому на этом не останавливайся. Но как узнал, что я в аэропорту, и как понял, что в туалете?
– Это два вопроса, ну, да ладно. Майор УБОПа не слишком горел желанием придержать тебя в России. Не знаю, что вас связывало, но тормозил он меня порядком. Приходилось время от времени отрываться от него. А в последний раз возникла необходимость ткнуть его в бок. Видите ли, Мартынов… – Бабушкин сухо улыбнулся. – За все то
– Ты жаден, Бабушкин. Твоя жадность когда-нибудь сыграет с тобой злую шутку. В больнице ты изъял у меня золотые часы, цепь и деньги, но оставил одежду. И сейчас, увидев, как ты хватаешь кейс, я просто совместил два события и понял – ты устал быть бедным. Тебе уже пятьдесят, а за душой – ломаный грош… Для тебя важно забрать у человека ценности. Так, по-твоему, он лишен возможности жить и чувствовать себя свободным. А оружие и брюки ты ему оставляешь, даже не желая думать о том, что для меня главное – брюки, а не деньги в них… Бабушкин, у меня уже руки затекли, сукин ты сын… Стреляй, что ли.
Пятнышки с пятак на скулах следователя появились не случайно. Соглашаться с правдой о себе столь же неприятно, как и выслушивать ее от человека, которого видишь второй раз в жизни.
– А я что, командовал тебе «руки вверх»? Чего ты их задрал?
– Дурак ты, Бабушкин, – улыбнулся Андрей. – Отсюда и беды все твои. В анатомке судебный медик свалит меня на стол и ну раны зондировать. А зонд-то в дырочку и не входит. Медик, конечно, начнет экспериментировать, и выяснится, что пуля вошла в меня в тот момент, когда мышцы были вытянуты вверх, то есть я держал руки над головой. И как при таких обстоятельствах мы с Вайсом могли убить друг друга одновременно, прокуратура решительно не поймет. А поскольку обнаружившим трупы является Бабушкин, то к нему будет много вопросов. Стреляй.
– А если я тебе в голову девять граммов вгоню?
– А ты попробуй, – радушно разрешил Мартынов. – Да чтоб с первого раза вышло! Второй выстрел сломает весь план! А я посмотрю, как седовласая задница, держащая пистолет один раз в год на плановых стрельбах, попадет мне прямо в лоб… И еще… Я вот тут подумал, Бабушкин… Не стоял бы ты спиной к дверям. Войдет кто-нибудь пописать, а тут бандит человека грабит. Ты же не в форме, следователь, получишь по затылку. Обязательно получишь!
– Ты, Мартынов, не жди посетителей, – собеседник американца почесал стволом «глока» висок. – Бабульке у входа я показал удостоверение и приказал никого не впускать. Так что не жди, что она кого-то пропустит, после того как увидела удостоверение.
– Конечно, не пропустит, – согласился Мартынов, – до тех пор, пока не увидит еще удостоверение… майора милиции.
Ордынский следователь вонзил взгляд в блестящий зрачок американца. Зеркальное отображение событий, происходящих за его спиной, ему не понравилось.
Резко развернувшись, он выбросил перед собой руку, но встречный выстрел на противоходе свалил его на пол, как куклу.
В дверях, опершись на косяк, стоял промокший от крови Метлицкий. И рядом с ним, поддерживая майора одной рукой и держа в другой дымящийся «макаров», подгибался под тяжестью центнера веса старшего коллеги один из сержантов, которого Мартынов приметил сразу по прибытии на аэровокзал.