Наследство одержимого
Шрифт:
Рука, еще секунду назад намертво прикованная к кушетке, самым непостижимым образом освободилась. Хваткие пальцы мелькнули в воздухе и с чмоканьем вонзились в толстую спину прапора. Тот истошно заверещал, пытаясь кинуться вон, но не тут-то было. Раздался хруст, потная человеческая туша нелепо выгнулась, загребла ногами и тяжко грохнулась на бетонный пол, разгоняя по камере теплый запах кала и парного мяса…
Игнатюк, плененный ужасом, пялился невидящими глазами на огромную безобразную рану в бондаревской спине, откуда чудовищной силы рука выломала кусок позвоночника вместе с почками. Опомнившись, старлей вскинул автомат. Но раньше, чем палец успел коснуться курка, Номер двести сорок пятый одним движением разорвал свои оковы, молниеносно обрушился на лейтенанта и вырвал
Сквозь дикую завесу невыносимой боли, прежде чем навсегда погрузиться в небытие, старший лейтенант внутренних войск Павел Игнатюк рассмотрел радостного волосатого негодяя, махавшего, словно флагом, автоматом с намотанными на нем его, лейтенанта Игнатюка, рваными кровавыми кишками…
Глава первая
Назойливый звонок допотопного будильника «Слава», как обычно, разбудил Сергея в половине восьмого утра. Кое-как нашарив ногами ветхие тапочки и привычно проклиная все на свете, Сергей послушно потащился в ванную, из ванной – на кухню, где хорошо поставленный радиобаритон проникновенно заклинал:
«Как другу передать привет?
Как с днем рождения поздравить маму?
Как сделать так, чтоб каждый вас узнал?
Ответ простой: вам надо заказать у нас рекламу!
Звоните поскорей на радио «Сигнал»!
Привычно пропуская мимо ушей данный стихотворный шедевр, Сергей равнодушно проглотил кусок хлеба с мокрым ломтем докторской, смахнул со штанин крошки и направился в прихожую, где его ждали нечищенные ботинки, старенький зеленый плащ и дипломат с тетрадями и разными бумажонками – столь же ненужными, сколь и неизбывными…
Таково было утро Сергея Михайловича Федорова, школьного учителя истории, и утро это абсолютно ничем не отличалось от всех, ему предшествовавших.
Сергей Михайлович, известный среди учеников старших классов средней школы № 15 как просто «Серый», работал в этой самой школе вот уже скоро год. В федоровской судьбе не было ничего примечательного. Это была типичная судьба типичных обладателей синеньких педвузовских дипломов. Пахучих синеньких фетишей, преклонение пред которыми с младенчества вдалбливается работягами-родителями. Что ж, с грехом пополам Сергей заработал этот фетиш. Вот только что было делать с ним дальше? О школе, как и всякий нормальный выпускник педвуза, Сергей думал меньше всего. Воображение плело кружева самых обольстительных планов – от конкретной непыльной работы в местной газете до абстрактной, но тоже предельно непыльной и респектабельной деятельности, связанной с полумифической «преуспевающей фирмой». Сергей упивался этими мыслями, сотни раз проигрывал в мечтах варианты грядущей карьеры и… в конце концов сам не заметил, как оказался со своим зеленым плащом в пятнадцатой школе в качестве: а) предмета профессионального умиления стареющих педагогинь; б) тайной мишени ученических приколов и подлянок и в) – объекта реализации рабовладельческих замашек директора. После попеременного пребывания за день во всех этих качествах, к вечеру Сергей еле волочил ноги. Силы оставалось только на то, чтобы по дороге домой купить сигарет и чего-нибудь к ужину.
Так было и в тот день. Автоматически, ни о чем не думая, Сергей свернул в гастроном, купил батон и пачку «Космоса». Потом потоптался возле киоска, разглядывая пестрые рядки «сникерсов» и без особых эмоций производя привычные нудные денежные расчеты. Покончив с ними и ничего, разумеется, не купив, Сергей привычной дорогой направился к дому. Заходя в подъезд, он поздоровался с плотной компанией бессмертных приподъездных бабок, с утра оккупировавших старую зеленую скамейку. Бабки царапнули по нему глазенками и, не успел он скрыться за ободранной дверью, тихонько залопотали, строя привычные гипотезы относительно его семейно-бытовых дел.
С тех пор, как пять лет назад умерла его мать, Сергей жил совершенно один. Отца он не помнил: тот умер от воспаления мозга, когда Федоров-младший еще не научился ходить. Больше никого из родных Сергей не знал.
В свои двадцать восемь он был холост. Но не в том смысле, что свободен, а в том смысле, что одинок. У него не имелось даже подружки, которая, совмещая обязанности домработницы и права «ночной няни», наладила бы ему бытовой и физиологический комфорт. Последняя из трех его «ночных нянь», пухленькая блондинистая особа с необычайно резким голосом, навсегда покинула скромную учительскую обитель где-то полгода назад. Сергей уже и сам запамятовал, как это произошло. Помнилось только, что перед тем как эффектно хлопнуть дверью, «ночная няня» что-то долго трещала ему о занудстве, бесхребетности, крохоборстве и сине-зеленых носках. Потом было несколько покаянных звонков на работу (как-никак, вместе с покинутым любовником уплывала и его «хрущевка»). Потом звонки без особых обоюдных мучений как-то прекратились, а покинутый любовник вдруг поймал себя на том, что быть покинутым, пожалуй, не так уж и страшно – особенно, если тебя покидает такая вот… Только и остались на память о «такой вот», что китайский плакатик с курносыми котятами да круглое зеркальце, намеренно забытое на кухне…
Сергей направился к почтовому ящику, отомкнул его, извлек почту и уже собрался было в долгий путь на свой пятый этаж, как вдруг из газетного листа прямо ему под ноги выпал белый бумажный прямоугольник с печатями. Сергей тупо уставился на него, чувствуя, как шевелятся где-то какие-то предчувствия… Скорее дурные, нежели добрые.
Дело в том, что последние в своей жизни письма – от матери и пары-тройки школьных друзей – Сергей получил еще служа в армии. Но с тех пор прошло немало времени – мать умерла, друзья куда-то пропали… И теперь всякие корреспонденции ассоциировались у Сергея исключительно с чем-то случайным, официальным и не очень приятным. Например, с повесткой из милиции. Или посланием из домоуправления. Хотя никаких особенных грехов Сергей за собой не знал и по коммунальным счетам платил весьма аккуратно, казенных учреждений он издавна побаивался и дел с ними предпочитал по возможности не иметь.
Из тревожной и робкой задумчивости Федорова вывел грохот квартирной двери за спиною и булькающий бодрящийся голос:
– Здоррово, сосед. Как жисть молодая? – пенсионер дядя Лёша, «алкаш Божьей милостью», как называла его соседка тетя Валя, громыхая пустыми бутылками в пакете, шумно вывалился в подъезд.
– Здрассьте, Алексей Гаврилыч. Ничего. Живем помаленьку, – кое-как пробормотал Сергей, задумчиво косясь на пол.
– О, глянь, письмо уронил, – сказал дядя Лёша и, снедаемый никчемным любопытством, вдруг неожиданно ловко нагнулся за конвертом, сложив пополам рюкзачное брюхо.
– Вот. Хвёдо-рову Серь-гею Му-хайловичу. Тебе, значить. Пляши, студент! – и дядя Лёша, вполне довольный этой репликой, похохатывая и сопя загрохотал вниз по лестнице.
Сергей некоторое время зачем-то смотрел ему вслед. Потом он снова вложил злополучный конверт между газетных страниц и продолжил прерванный путь в свою квартиру.
* * *
«…Настоящим вы уведомляетесь в том, что Федоров Андрей Николаевич, являющийся Вашим дедом со стороны Вашего отца, Федорова Михаила Андреевича, скончался естественной смертью 13 сентября 1992 года… Согласно порядку наследования имущества, а также завещанию покойного Федорова А. Н., Вы объявляетесь единственным наследником имущества покойного, представляющего собой дом каменной кладки, двухэтажный, с надворными постройками, расположенный по адресу: Бредыщевская область, Октябрёвский район, деревня Осины, дом шесть». Подпись. Печать…
Оторопевший Сергей не верил своим глазам. Двухэтажный каменный дом? Единственный наследник? Деревня Осины? Но, позвольте, откуда все это взялось?! Откуда, наконец, взялся этот загадочный новопреставленный дед?
Сергей еще ребенком докучал матери расспросами, почему у него нет бабушки и дедушки. И мать рассказывала, что сама она выросла в детдоме и своих родителей не помнит; про родителей же отца всегда отвечала нечто маловразумительное. Умерли, мол, в войну, когда ее и на свете-то не было…