Наследство последнего императора. 1-я книга (II)
Шрифт:
Бусяцкий молчал. Комиссар терпеливо ждал ответа.
– Ну! – подбодрил он. – Смелее!
Наконец Бусяцкий глубоко вздохнул.
– Дозволь сесть на лавку, – попросил он. – Тут сильно дует. А у меня на спине чирей вскочил… Ежели расстреливать меня будешь, тогда уважь – дозволь к стенке стать. Чтобы не как собаку – на полу…
– Садись, – разрешил Яковлев и сделал знак Гончарюку.
Матрос помог Бусяцкому подняться на ноги. Тот, сев на лавку, вытер ладонью лоб и размазал кровь еще больше. Оглядев всех, кто был в избе,
– Ты должен понимать, Константин: Екатеринбург не проедешь.
Яковлев молча курил свою трубку. Потом подошел к печке и аккуратно выколотил в нее пепел. Поправил ремень и портупею. Вынул из кармана френча сложенный вчетверо лист и протянул Бусяцкому:
– Читай! Вслух!
Тот, шевеля губами, попытался прочесть.
– Лампу ему! – приказал комиссар. – Павел Митрофанович, посветите!
Матрос взял со стола керосиновую лампу-«молнию» и поднес к Бусяцкому.
Тот медленно прочел вслух:
«Настоящим все воинские части и соединения Красной Армии, а также Красной гвардии и рабоче-крестьянского ополчения обязаны по пути следования уполномоченного ВЦИК и СНК Яковлева В. В. при не-об-хо-ди-мости пере-под-чи-нять-ся указанному уполномоченному…», – он замолчал.
– Ты подписи, подписи читай! – приказал матрос Гончарюк.
– «Председатель исполкома Уралсовета Белобородов, члены исполкома Сафаров и… Голощёкин!» – с нескрываемым удивлением прочел Бусяцкий.
Яковлев отобрал у него документ.
– Это что, по-твоему? – спросил он.
Бусяцкий медленно покачал головой.
– Не знаю… – мрачно сказал он. – Непонятно…
– Разрешите, товарищ комиссар, – вмешался Чудинов. – Пора! Предлагаю: Бусяцкого, как изменника и врага советской власти, расстрелять немедленно, людей его разоружить и распустить!
Бусяцкого охватила мелкая дрожь. Он приподнялся со скамьи.
– Сидеть! – приказал матрос Гончарюк, пристукнув рукояткой маузера Бусяцкого по спине. Тот опустился на место.
– Одевайся! – велел Яковлев.
Тот медленно натянул на себя синие галифе и солдатскую гимнастерку.
– И сапоги тоже! – бросил Гончарюк. – И шинель возьми.
Бусяцкий перевел дух: раз приказывают взять шинель и обуться, то расстреливать сразу не будут: зачем же обувать приговорённого? Чтоб через минуту стаскивать с него сапоги? А сапоги у Бусяцкого замечательные – офицерские, юфтевые, с зеркальными голенищами и со шпорами, которые на каждом шагу позванивали, словно колокольчики.
– Что ты решил со мной? – спросил одетый Бусяцкий.
– С тобой – согласно революционному правосознанию и принципам советской власти, – ответил Яковлев. – Выходи!
Они вышли на крыльцо. Люди Бусяцкого сгрудились около костра, окруженные бойцами Яковлева, под дулами винтовок и прицелом пулемета. Некоторые подняли руки вверх, да так и держали. В окнах домов были темно, но все равно было видно, как местные, припав к маленьким окошкам, пытаются рассмотреть, что творится на улице.
– Товарищи! Кто хочет, может руки опустить. А кто не хочет – пусть держит… – усмехнувшись, предложил комиссар. – Вот что: здесь у нас обнаружилось некоторое недоразумение. И мы с вашим командиром его почти выяснили. А пока вам будет возвращено оружие.
Люди Бусяцкого растерянно переглядывались. Яковлевские бойцы были в еще большем недоумении. Никто не сдвинулся с места.
– Верните, – обратился Яковлев к своим. – Верните им винтовки.
Отряд Бусяцкого несмело стал разбирать оружие. Солдаты передергивали затворы, проверяя на месте ли патроны, и с удивлением обнаруживали, что на месте.
– Построиться! – скомандовал Чудинов.
Построились в две отдельных шеренги.
– Прошу все разъяснить вашим людям! – Яковлев жестом предложил Бусяцкому. – Нет, еще минуту подождите! Павел Митрофанович. Верни ему оружие.
Гончарюк недоуменно стоял, словно не верил своим ушам. Яковлев молча ждал. Матрос недовольно протянул Бусяцкому его наган. Тот взял свое оружие, посмотрел барабан: заряжен. Сунул наган за пояс. Помолчал. Откашлялся.
– Хлопцы, – хрипло сказал Бусяцкий. – Товарищи! – уже более уверенно. – Тут у нас произошла большая глупость. Она чуть не кончилась братоубийством. У товарища комиссара Яковлева, оказывается, есть приказ от самого председателя исполкома Уралсовета Белобородова. И его подписали также товарищи Сафаров и… – он набрал воздуху и зычно крикнул: – И приказ подписал собственноручно Голощёкин! Наш военный комиссар – нашего округа! Член партии социал-демократов, большевиков!
Шеренга всколыхнулась.
– Тихо! – крикнул Бусяцкий. – Слушай меня! По этому приказу, подписанному главными нашими начальниками, наш отряд и другие подобные боевые силы переходят под командование ему, товарищу комиссару ВЦИКа и Совнаркома Яковлеву Василию Васильевичу! Если он решит, что так надо… – добавил Бусяцкий.
В строю людей Бусяцкого послышался ропот.
– Так что получается? – выступил вперед молодой солдат. – Зачем же ты приказывал стрелять в московского комиссара? А тебе кто велел? Мы тебя предупреждали – разбойниками быть не желаем! И мы сейчас сами, без тебя переходим под начало товарища комиссара! Верно, робяты?
– Переходим!.. Приказывай, товарищ комиссар!.. а Бусяцкого – к стенке! Предатель!..
– Погодь-погодь! – закричал Бусяцкий. – Да слово закончить! Кто командовал мной, спрашиваешь? А я тебе отвечу, как на духу… Заславский командовал! А он знал, что у товарища Яковлева такой приказ и мандат от самого товарища Ленина! И от нашего земляка Якова… он вдруг остановился, замолчал. Потом хлопнул себя по лбу: – А чтоб его!.. Забыл фамилию… Ну, еврейчик такой маленький в кожане… Шибко грамотный, наверное, – пенсне таскает на носу.