Наследство последнего императора. 2-я книга
Шрифт:
Боевые будни чехословацкого легиона в Сибири
ОФИЦИАНТ поставил на стол графинчик монастырской водки, блюдо маринованной тонко нарезанной стерлядки, обложенной синими кольцами остро-сладкого лучка. Когда перешли к чаю, принёс деревянное блюдо со сдобными булочками. Они пахли горячей корицей и счастливой довоенной жизнью.
– Настоящие? – строго осведомился доктор Деревенко.
– Иных не бывает! – заверил официант.
– Да как же они из Москвы сюда попали? Ленин, что ли, вам прислал? Товарищ Ульянов? Или главный чекист товарищ Дзержинский?
– Тоже скажете, сударь, – обиделся официант. – Мы и печём. Потому и на вывеске написано: «как из Москвы», а не «из Москвы».
– Хитрецы, нечего сказать! А рецепт филипповский? – продолжал доктор. – Или тоже, «как у Филиппова»?
– Уж не сомневайтесь, ваша милость. Рецепт подлинный, московский.
– Значит, булки у вас с тараканами! – грозно заявил доктор.
Официант в ужасе отшатнулся:
– Отчего же вы, сударь, этакое говорите? И себя огорчаете, и нас обижаете! Изюм это, самый настоящий изюм – из Персии! Приглашаю вас на кухню и даже на склад посмотреть и убедиться. Извольте.
Доктор Деревенко расхохотался. И спросил у Волкова с Чемодуровым, которые озадаченно притихли:
– Знаете, конечно, как появились филипповские булочки?
Оба не знали.
– При окаянном самодержавии, – начал Деревенко, – за качеством продовольствия и за ценами – чтоб лезли не вверх, а только вниз – следили городовые. Однажды в булочную Ивана Филиппова, которая на Тверской, явился околоточный и потащил хозяина в участок. А там, на столе начальника квартала лежит его, Филиппова, булка, сдобная, ещё горячая.
Только вот торчит из булки чёрный запечённый таракан.
– Тараканами людей кормишь, мерзавец? – загремел квартальный. – Сейчас же тебя в холодную на месяц!
У Филиппова была только секунда на размышление.
– Где вы таракана увидели, ваше благородие? – обиделся он, да так натурально обиделся. – Изюминка это!
И не успел квартальный слова сказать, как Филиппов выковырнул таракана из булки и съел.
– Вкусная, сладкая изюминка. Напрасно отказались, ваше благородие.
– И с каких же пор ты печёшь булки с изюмом? – подозрительно осведомился квартальный.
– С сегодняшнего утра. Сейчас пришлю вам свеженьких к чаю, на пробу.
Примчался Иван Филиппов к себе и приказал весь изюм, какой только найдётся, немедленно высыпать в чан с тестом и послал купить ещё. Так что замечательными булочками мы обязаны безымянному московскому таракану.
– И смекалке булочника, – добавил Волков, усмехнувшись. – Нет чтобы тараканов вовремя вымораживать…
На всякий случай, внимательно осмотрев свою булочку, Чемодуров спросил доктора:
– А что, Владимир Николаевич, разузнал уже капитан Малиновский о семье государя что-нибудь? Вам известно? Куда их вывезли?
Деревенко неторопливо набил трубку, раскурил её и сказал неторопливо:
– Ничего толком не известно. Главное, нет следователя. Точнее, есть – Наметкин Алексей Павлович. Но приступать не желает. Упёрся, требует официальную бумагу – постановление прокурора. Так, дескать, по закону положено.
– По какому? – осведомился Волков.– По старому? Не действующему? Так ведь нового нет и когда ещё будет!
– Не в законе дело. Тут другое. Прокурор уже назначен новой властью, некто Иорданский, но предписание на розыск не даёт.
– Отчего же, интересно?
– Я знаю, отчего, – загадочно сказал Чемодуров.
– Так-так? – удивился Волков.– Что же вы знаете такого, что неизвестно нам, простым смертным?
– Оттого, что расследовать нечего! Что тут искать? Кого? Ежели кого искать, то не здесь.
– Я всегда… – обратился Деревенко к Волкову. – Я всегда завидовал людям, у которых ни в чём нет сомнения. Вот и прокурор: ещё следствия не провёл, но заявляет, что никакого расстрела в ипатьевском доме не было.
– И все-таки, есть что-нибудь достоверное, Владимир Николаевич? – спросил Волков.
– Почти ничего. Два-три факта.
И он рассказал, что несколько дней назад в комендатуру явился некий поручик Шереметьевский. Спасаясь от красных, он прятался в глухой лесной деревушке, а когда пришли слухи, что белые и чехословаки идут на Екатеринбург и скоро будут, двинулся сюда.
Около деревни Коптяки, у заброшенной старательской шахты в урочище Четырёх Братьев поручик наткнулся на группу крестьян, измученных, взволнованных и растерянных. При виде офицера с погонами, мужики сначала поколебались, но заговорили с ним.
Познакомились. Убедившись, что Шереметьевский – не переодетый красный, рассказали ему о своих находках возле шахты.
…Местные называют шахту Ганина Яма, рядом с ней расположено мелкое затхлое озерцо. В нём ещё лет пятьдесят назад старатели промывали золотоносную породу.
С 17 по 20 июля большая лесная территория вокруг урочища Четырёх Братьев была плотно оцеплена красноармейцами. Перекрыли и дорогу от деревни Коптяки на Екатеринбург. Как раз местные крестьяне везли на городской рынок молоко, творог, кур, гусей, масло, яйца, свежие овощи.
У железнодорожного переезда номер 184 скопились десятка два телег, остановились, и верховые и пешие, и даже четыре грузовых автомобиля. Несколько часов люди терпеливо ждали. Но постепенно толпа увеличивалась, народ осмелел и стал требовать проезд. Особенно те, у кого начало скисать молоко. Но охрана не сдвинулась. Сначала объясняли народу, что в лесу бродит диверсионный отряд белочехов, который проник сюда взрывать мосты, железные дороги, водопровод и электростанции. Однако самые смелые не успокоились, потребовали сюда красных командиров. А когда те явились и повторили историю о диверсантах, мужики попытались прорвать заслон.