Наследство последнего императора
Шрифт:
Он дрожащими руками достал портсигар, открыл, взял папиросу и попытался прикурить, но шведская спичка плясала у него в руках и папироса не загоралась. Он взял другую и сломал ее. Взял еще одну и снова сломал.
– Позвольте мне, – сказал Яковлев и протянул зажигалку, сделанную из медной гильзы винтовочного патрона.
Щелкнуло колесико, запахло бензином. Комиссар поднес желтоватый лепесток пламени к папиросе.
– Ах, оставьте, прошу вас! – Николай вытащил из коробки четвертую спичку, но сломал и эту.
Яковлев снова щелкнул зажигалкой.
– Прошу.
Николай поколебался, но когда огонек начал таять, передумал и прикурил.
– Итак, – продолжил Яковлев, – по долгу моей службы я не могу сейчас уйти и уехать обратно в Москву. И если вы не хотите ехать и не поедете, у меня останется только два выхода. Первый – отказаться от выполнения возложенного на меня поручения. Но это, как я уже сказал, невозможно. Второй: применить силу. Я не хочу применять силу. И я не буду применять силу – это я вам обещаю!
– Вот и славно, – обрадовался Николай. – Поезжайте, голубчик, обратно в Москву. А мы останемся здесь.
– И что же дальше? – спросил Яковлев, вглядываясь в лицо Николая. «Сколько же ему? Кажется, пятьдесят. Да, в этом году как раз пятьдесят», – подумал комиссар.
– Дальше – как Бог даст! – заявил Николай. – Ничего не происходит помимо Его воли.
– Уж не думаете ли вы, Николай Александрович, что в таком случае меня послал к вам дьявол? – усмехнулся Яковлев.
Вопрос застал Николая врасплох. И он никак не мог найти на него ответ. Наконец слегка растеряно произнес:
– Нет-нет. Я так не думаю. Ни в коем случае…
– В таком случае я призываю вас трезво посмотреть на вещи. Если откажусь выполнить приказ моего начальства и уеду, то вместо меня пришлют другого человека, менее гуманного. Вполне допускаю что дело могут поручить кому-нибудь вроде пьяницы Авдеева или красногвардейца… Заславского. Скорее всего, именно им и поручат. Но в таком случае появятся серьезные основания опасаться за вас, вашу жизнь и жизнь вашей семьи. Поверьте, это не просто слова. Я знаю, о чем говорю. Со мной же вы можете быть спокойны. Я отвечаю за вашу неприкосновенность и безопасность головой.
Николай и Александра переглянулись.
– Я намереваюсь вывезти всю вашу семью, – продолжил Яковлев.
– Нет, – возразил Николай, но уже не так решительно. – Сын мой Алексей нынче не в состоянии выдержать дорогу.
– Увы, похоже, вы правы… – согласился Яковлев. – Придется ехать без него. Алексей Николаевич и остальные члены вашего семейства выедут вслед за вами, как только он поправится. Но вам ехать надо, во что бы то ни стало. И немедленно! Добавлю еще: находясь рядом с сыном сейчас, вы, сами того не желая, усиливаете опасность для его жизни.
Николай и Александра испуганно замолчали.
– Вы можете взять с собой кого-либо из близких – кого пожелаете, – добавил Яковлев.
Николай опять не отвечал. Наконец, вздохнул и спросил:
– Когда же?
– Нынче же утром. До рассвета, – тихо ответил комиссар. – У вас на сборы около восьми часов.
– Однако позвольте, господин Яковлев, – удивился Николай. – Ведь вы только что сказали, что покинете Тобольск не ранее, чем через две недели! Мне послышалось?
– Необходимая предосторожность, – пояснил комиссар. – Постарайтесь упаковаться как можно незаметнее. Предупредите своих людей, пусть будут предельно осторожны. Я навещу вас ближе к вечеру.
Он открыл дверь, пропустил вперед Новосильцеву и вышел.
– Вы будете на собрании? – спросил ее Яковлев, увидев, что к ним приближаются Жильяр и Гендрикова.
– Разумеется, нет – такая скука! – заявила Новосильцева. – У меня масса своих дел. За месяц не переделать.
Когда Яковлев спускался по лестнице, навстречу ему поднимался Гончарюк.
– Заславский только что ушел из города, – сообщил матрос. – Вместе со своей бандой. С ним Авдеев со своим сбродом. Бусяцкий еще здесь. Но тоже готовится к выходу, только завтра. Сведения верные – от знакомого матроса с крейсера «Ослябя».
Яковлев отметил, что пики усов матроса устремлены к зениту.
– Ну, что же, все пока идет, как задумано, – заметил Яковлев. – Что скажете?
– Дело ясное, товарищ комиссар, – заявил Гончарюк. – Будет засада. И крепкая драка.
– Глафира Васильевна считает, что Заславского уже ничто не остановит, – заметил Яковлев. – Но откуда он узнал, что мы выступаем сегодня? Ведь точный срок знают только трое – вы, Новосильцева и я. Кто мог?
– Я так думаю, Василий Васильевич, – предположил Гончарюк, – что сейчас это совсем не важно. Он мог просто-напросто догадаться. Или, независимо от всего, решил выдвинуться на позицию заранее. Чтоб уж наверняка нас не пропустить.
– Жаль. Не хочется стрелять в своих, – проговорил Яковлев. – Братоубийство – дело страшное.
– Какие они нам братья, осмелюсь доложить, товарищ комиссар! – возразил Гончарюк. – У Заславского, кроме Неволина, да еще двух-трех фронтовых солдат, ни одной нормальной рожи-то нет.
– Наверное, – усмехнулся комиссар, – Авдеев и Заславский подбирали в отряд родственные души. Вы лучше скажите мне вот что: вы боевой матрос, две войны прошли. Вам приходилось непосредственно, лично стрелять в живого человека? И убивать?
– Это как сказать… – задумался Гончарюк. – Лично – вот так, руками – нет, не приходилось. Я ведь комендор, в японскую сначала служил на крейсере «Орел» – на флагмане. Под командой господина адмирала Зиновия Рожественского, который хотел «Орел» японцам в плен сдать, но команда с офицерами взбунтовалась и мы посадили крейсер на рифы… Тогда, в Цусимском проливе, я из орудия своего не одну сотню япошек разнес на куски. И в эту войну тоже не мало германцев в Ирбенском проливе покрошил. Но чтобы самому, руками убивать – нет. Такой необходимости не возникало.