Наследство рода Болейн

Грегори Филиппа

Ничего не могу понять. А главное, не понимаю, какое это ко мне имеет отношение. Как говорит Екатерина, дела давно минувшие, теперь все иначе. С чего мне-т беспокоиться о давнишней старине. Анна Болейн так долго считается позорной тайной нашего семейства, что теперь уже поздно размышлять — виновна она или нет, все равно она умерла страшной, только предателям подобающей смертью. Значит, ко мне все это никакого отношения не имеет, верно? Я не обязана идти по ее стопам, эшафот по наследству не переходит, и наследство Болейнов не для меня.

Теперь

я королева и буду наслаждаться жизнью в свое удовольствие. Конечно, с королем я как-нибудь управлюсь, он мне почти что и не муж. Целый месяц уже сидит у себя в покоях, не выходит совсем и меня к себе не пускает, даже когда я прихожу с визитом. Если он меня не желает видеть, значит, я ему не по вкусу, вот уже второй месяц от него подарков не видно, даже пустяка какого. Это так неучтиво с его стороны. Мне кажется, королю бы пошло на пользу, влюбись я в кого другого.

Конечно, я не заведу любовника, ни за что. Но если бы такое случилось, он сам, без сомнения, был бы в этом виноват. Сам оказался никудышным мужем. Все меня наперебой спрашивают, как мое здоровье и не жду ли я наследничка. Но откуда взяться младенцу, если король меня к себе не подпускает?

Хорошо, я опять решила быть доброй женой. Послала пажа к королю спросить, не угодно ли ему отобедать со мной сегодня в его личных покоях. Томас Калпепер прислал мне ответ — королю получше, он немного повеселел. Вставал с постели, сидел у окна, слушал, как поют птички в саду. Потом Томас сам пришел ко мне в приемную и рассказал, что король выглянул в окно, заметил, как я в саду играю с собачонкой, и улыбнулся.

— Заметил, да? — На мне один из новых нарядов, наконец-то бледно-розовый в честь окончания поста, на шее подаренные на Рождество жемчуга. Несомненно, там, в саду, я смотрелась просто очаровательно. Мне бы тогда догадаться, что он за мной наблюдает! — А вы меня видели?

Томас слегка отвернулся, словно не осмеливаясь признаться, что не сводил с меня глаз.

— Будь я королем, помчался бы вниз по ступенькам, прямо к вам, позабыв о всякой боли. Будь я вашим мужем, глаз бы с вас не спускал.

Две фрейлины подошли поближе, глядят на нас с любопытством. Я знаю, мы с Томасом стоим слишком близко друг к дружке, того и гляди начнем целоваться.

— Передайте его величеству — с его позволения я отобедаю с ним сегодня и постараюсь его хорошенько развеселить. — Я произношу слова нарочито громко, а Томас низко кланяется и выходит.

— Развеселить? — хмыкает Агнесса. — Как? Клизму поставить?

И они все хохочут, будто я невесть что смешное сказала.

— Попытаюсь его развлечь, если сам не предпочтет быть несчастным. А вы ведите себя поприличней.

Никто не скажет, что я пренебрегаю обязанностями доброй жены, даже если мужу это не по вкусу. По крайней мере, увижусь с Томасом, он меня к королю и обратно в мои покои провожать будет, сможем пару минут провести вместе. Найти бы какой укромный уголок, он бы меня поцеловал, точно знаю, поцеловал бы. От этой мысли все

во мне тает, как снег весной.

ДЖЕЙН БОЛЕЙН

Хэмптон-Корт, апрель 1541 года

— Отлично, — одобрительно кивнул дядюшка Говард. — Рана короля никак не заживает, но теперь он, по крайней мере, разговаривает с королевой. Был он с ней в постели?

— Прошлой ночью. Ей пришлось на славу потрудиться, будто не он, а она — мужчина, разогреть его как следует, сесть на него верхом. Девочке это не по вкусу.

— Какая разница, главное — дело сделано. И ему нравится.

— Какому мужчине такое не понравится?

Он усмехнулся, кивнул.

— Ты, пожалуйста, научи ее как следует, что королю говорить. Поверил он, что стоит ему затвориться у себя в комнатах, как она уже умирает от разбитого сердца и все время боится, что он вернется к Анне Клевской?

— Похоже на то.

Он коротко хмыкнул.

— Джейн, моя дорогая Джейн, родись ты мужчиной, какой бы из тебя получился чудесный герцог, блестящий полководец, защитник Англии! Была бы главой семейства, а так пропадаешь зазря. Твоим талантам просто негде развернуться!

Довольно улыбаюсь. Какое расстояние прошла я от дней моего позора до этой похвалы из уст герцога! Не зря он все это говорит.

— У меня есть одна просьба. — Надо пользоваться удобной минутой.

— Да? Чуть не сказал — проси чего хочешь.

— Я знаю, герцогство вы мне дать не можете.

— Ты и так леди Рочфорд, — напомнил он. — Одну победу мы одержали, многое потеряли, но твой титул — часть наследства Болейнов — при тебе.

Я не стала говорить, что от титула мало проку, коли замок, что носит то же имя, занят сестрицей мужа и ее отродьем.

— Кажется, мне пора подумать о новом титуле.

— Каком? — удивился герцог.

— Подумываю о повторном замужестве, — набралась я смелости. — Хотела бы заключить, на пользу семье, достойный союз с другим знатным семейством. Установить связи, прибавить величия, укрепить наше будущее и получить более высокий титул. Ради семьи, милорд, ради семьи. Вы всегда хорошо выдаете родственниц замуж, а я как раз подумываю о новом замужестве.

Герцог отвернулся к окну, я не вижу его лица. Он довольно долго молчит, а когда поворачивается — не понять, что у него на уме, лицо спокойное, ровное, скрытное, словно нарисованное.

— Есть у тебя жених на примете?

Я качаю головой.

— Так далеко я не загадывала. Пока это просто просьба — может, вы подумаете, какой союз пришелся бы на пользу нам — семейству Говард.

— А какой титул пришелся бы по вкусу тебе?

— Мне бы хотелось быть герцогиней, — честно признаюсь я. — Мне по вкусу горностаевый мех. И я не прочь зваться вашей светлостью. Неплохо бы иметь свою землю, на мое имя, а не только на мужнино.

— И почему мы должны заботиться о подобном союзе? — спрашивает он, будто заранее знает ответ.