Наследство старого вора
Шрифт:
И тут один из новоприбывших обратился к другому на чистейшем английском языке. Причем с американским акцентом.
– Слушай, Дамбер, - сказал он, - мне это все сильно не нравится. Да и воняет тут…
– Хрен с ним, пусть воняет, - резонно ответил другой, - а вот что с нами будет?
В голове Владислава Андреевича что-то щелкнуло, и через несколько мучительных мгновений он снова ощутил себя преподавателем английского.
– То, что будет с вами, - сказал он, - зависит от того, за что вас сюда доставили.
Оба иностранца уставились на вонючего бомжа, вдруг свободно заговорившего
– Так что вы натворили?
– поинтересовался бомж и, насколько позволяло пространство, принял непринужденную позу, показывавшую, что когда-то, в другой жизни, он был интеллигентным человеком.
Остальные присутствовавшие притихли, заинтересовавшись неожиданной диковиной - грязный бродяга, свободно говорящий на языке Шекспира и Рузвельта.
– Мы не знаем, - пожав плечами, ответил Дамбер, - мы зашли на какое-то торговое шоу, а там…
– А там, - перебил его Грин, - сначала мошенники, потом карманники, а потом нас избили русские гангстеры на «Мерседесе». А потом какой-то парень подкинул нам героин, и тут нас арестовали.
– С героином, - кивнул Владислав Андреевич.
– Да.
– Да, ребята… - вздохнул он.
– Вам не повезло. Вы знаете, что такое русская тюрьма?
– Слышь, - прохрипел сизый бомжара, зажатый в углу обезьянника, - это кто такие?
Владислав Андреевич, который в эти минуты чувствовал свое превосходство над теми, кто делил с ним эту жалкую тесную камеру, снисходительно ответил:
– Американцы.
– А ты что, английский знаешь? Владислав Андреевич пожал плечами:
– Естественно, я же был преподавателем в Технологическом.
– Уважаю, - кивнул бомж.
– Ну так что, - Владислав Андреевич снова обратился к неудачливым гангстерам, - не были еще в русской тюрьме?
– Мы вообще в России первый раз, - ответил Грин.
– И первый день, - добавил Дамбер.
– И вам сразу же подкинули наркотики, - саркастически заметил Владислав Андреевич.
– Ну да, так и вышло.
– Я думаю, что в отделе борьбы с наркотиками вам не поверят, - Владислав Андреевич пожевал губами, - сейчас в городе проводится спецоперация «Невод-Наркотрафик». Во всех газетах написано.
Владислав Андреевич регулярно читал газеты, которые в избытке валялись повсюду, и был в курсе всех событий, в том числе и международных.
– Скоро Санкт-Петербург посетит президент, - продолжал оборванный лингвист, - и к его приезду за таких, как вы, взялись всерьез. Хотят показать, что недаром казенный хлеб едят. Так что вам, ребята, не повезло. Я думаю, что будет показательный процесс и вы получите лет по тридцать строгого режима. И увезут вас на Колыму.
– А это где?
– поинтересовался Дамбер.
– В Сибири, - ответил Владислав Андреевич. Грин, который с болезненным любопытством слушал рассуждения Владислава Андреевича, представил, как он в ботинках из коры березы убегает по глубокому снегу от белого медведя, и в его глазах потемнело.
Он застонал и повалился на заплеванный пол.
– Сомлел бедолага, - прокомментировал событие сизый бомжара, - тут ему не по Бродвею с тросточкой гулять!
Дамбер посмотрел на товарища, лежавшего в обмороке, и сказал Владиславу
– Нужно вызвать доктора.
– Какой доктор, - вздохнул бывший преподаватель английского, - забудьте об этом.
И, усмехнувшись, добавил:
– Вы не в Чикаго, мой дорогой.
Часть вторая
Лина поправила невзрачный русый парик и критически осмотрела себя в старинном потемневшем зеркале. Она надела карие контактные линзы, наложила тональный крем по оттенку темнее ее кожи, что ее немного состарило. Одета она была в мешковатые джинсы и мужского покроя рубаху. На носу красовались купленные в ближайшей аптеке очки без диоптрий.
– Нда-а, голубушка, - сказала она зеркалу.
Лина посмотрела на портрет прабабки, висевший слева от зеркала. Елизавете Оттовне Гессер на этом портрете было двадцать три года, и красоты она была умопомрачительной. Поэтому Лина почувствовала себя в новом обличье уродливой курицей, и ей показалось, что Елизавета Оттовна смотрит на нее с осуждением.
– Прости, бабушка, - сказала Лина, сложив ладони перед грудью, - вот я схожу сейчас кое-куда, а потом приведу себя в приличный вид. Так что ты не хмурься.
Взяв с трюмо ключи, мобильник, деньги и сигареты, Лина засунула все это в сумочку и вышла на лестницу.
Снизу послышались шаги, и Лина, перегнувшись через перила, увидела соседку из восьмой квартиры Марью Сергеевну. Пенсионерка медленно поднималась по лестнице, держа в обеих руках тяжелые полиэтиленовые мешки с провиантом.
Проходя мимо нее, Лина едва удержалась от того, чтобы как всегда приветливо поздороваться со старухой. Марья Сергеевна равнодушно посмотрела на нее и продолжила восхождение.
«Не узнала, - подумала Лина.
– Отлично! Если уж Марья Сергеевна не узнала меня, то там, куда я направляюсь, не узнают и подавно!»
А направлялась Лина как раз туда, где ее могли ждать серьезные неприятности.
Несколько дней назад, когда девушка вертелась в постели, в очередной раз мучаясь бессонницей, она подумала, что неплохо бы попытаться найти ту квартиру, в которой ее держали. Может быть, ей удастся что-то подслушать, что-то разведать. Ей нужна была информация, которая могла привести ее к Червонцу. Неделю она продежурила под домом Червонца, проявляя чудеса маскировки и ни разу не появившись в одном и том же обличье. Но за семь дней Червонец не появился дома ни разу. Вряд ли он уехал в отпуск. Может быть, он переехал? Или у него несколько квартир? Лина попыталась выяснить что-то у старушек, сплетничавших под подъездом, но они ничем не смогли ей помочь, только подтвердили, что уже неделю не видели «этого бандюгана, по которому тюрьма плачет». Тогда девушка решила попытаться разыскать ту квартиру, в которой ее держали в плену. Может быть, Червонец там? Или по крайней мере появляется в этой квартире? В любом случае, другой зацепки у нее не было…