Наследство убитого мужа
Шрифт:
– Вы издеваетесь? – догадалась я.
– Назовите себя.
– Мария Пупкина…
– У вас имеются доказательства того, что вы наговорили, Мария?
– Я их добуду… – застонала я.
– Вот когда добудете, тогда и звоните, милости просим. Надоели уже эти алкоголички и наркоманки… – И дежурный со злостью швырнул трубку.
И на что я убила пять минут своей единственной жизни? Возможно, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ пять минут! Я смотрела, скрипя зубами, на погасший экран и чуть не треснула телефон о дерево! Нет уж, такого удовольствия я им не доставлю. Будут им доказательства! С этой минуты я и рассвирепела. Хватит быть наивной и пугливой кошечкой! Я пустилась дальше короткими перебежками, обогнула груду бурелома, подозрительную низину, в которой вились рои то ли слепней, то ли ос. Сделала остановку, прислушалась. Справа за деревьями бурлила река – возможно, имело смысл выбраться туда и посмотреть, не сглаживается ли обрыв. Прямо по курсу начиналась скалистая местность. Бурые комковатые глыбы вырастали из земли, раздвигали деревья. Дорогу
– Впечатляет, – усмехнулся бородатый, не принимавший участия в избиении. – Увлекся ты, Серега. Ну-ка, глянь, живой он там?
– Живой, – процедил сквозь зубы Джулай, заглядывая через край канавы. – Шевелится, падла. Чего ему сделается, этому бандюку? Ну, прихворнул, не без этого.
– Ладно, ты развлекайся, – иронично бросил коллега, шутливо козырнув. – Сам его туда засунул – сам и доставай. А я пойду других поищу. Помалкивают что-то наши – видно, бабенку опять упустили.
– Пусть только изловят, – проворчал Джулай, – я ее живо на вертел насажу, подлюку…
Он мрачно провожал глазами товарища, презрительно кривил губы. Товарищ растворился за деревьями, пропал в «глухой» зоне. Джулай сплюнул, извлек из бокового кармана серебристый портсигар, достал сигарету, прикурил. Потом осторожно оперся ногой о край обрыва и снова перевесился через него.
А я уже летела на цыпочках, впадая в тихую ярость. Хватит вести пассивную «скрытую» съемку, от которой все равно никакой пользы! На вертел, стало быть, насадишь, половой гигант… Я подбегала, вроде бы бесшумно, но он почувствовал, стремительно повернулся и зашипел. Я же превратилась в бешеную фурию, мозги отключились, злоба пульсировала под черепом. Он вытянул руки, чтобы меня поймать. Хрен ему – безопаснее поймать падающий со стола паяльник! Я ударилась в него всем корпусом. Масса у меня, слава богу, небольшая, но инерцию я набрала. Он схватил меня за плечо, но выпустил, когда последовал рывок, законы физики пока работали. Я не отправилась за ним, свалилась на колени, удержавшись на краю. А майор Джулай, оглашая пространство недоверчивым воем, заскользил с крутого склона, хватаясь пальцами за иссохшую глину. Я сообразила, что веду себя безрассудно, присела и осмотрела чащу, в которой растворился бородатый полицейский. Большого шума мы с Джулаем не наделали. Чаща помалкивала. В стороне продолжалась бурная жизнь, но данную часть местности она не затрагивала. Когда я перевесилась через обрыв, камера в телефоне снова была включена. Я невозмутимо запечатлела окровавленного парня – он лежал чуть дальше, дрожал и умирать, судя по злобе в глазах, не собирался. Подняться он не мог, но злорадно щерился, глядя на муки майора. Джулай приземлился в груду камней не самым изящным образом – вывихнул шею и повредил бедро. Голова его была вывернута, как у какого-то комического персонажа, он держался за шею и исторгал что-то сипло-матерное. Затем привстал, ухватившись свободной рукой за выступ в обрыве, поднял голову и так на меня посмотрел, что я испытала легкий озноб. Даже у бешеного волка взгляд бы получился теплее и ласковее. Но я невозмутимо продолжала снимать. Он начал глухо ругаться – но и тогда моя рука не дрогнула.
– Ты что задумала, падла? – с хрипом исторг Джулай. Слава богу, он не мог кричать – иначе все упыри этого леса сбежались бы на его призывный вопль.
– А это похоже на что-то другое? – спросила я. – Ну и как, господин полицейский, кто кого на вертел насадил? Сообщите, пожалуйста, в камеру.
– Ты что, дура, совсем страх потеряла? – в бессилии скрипел он зубами. – У тебя башка хоть что-то соображает? Ты на кого пошла, сука страшная? Ты Уголовный кодекс читала? Знаешь, что бывает за покушение на жизнь сотрудника полиции?
Я стерпела «суку страшную» и даже ухом не повела при упоминании всуе УК РФ. Но потом он начал полоскать меня такими словами, что я снова потеряла свое ангельское терпение, убрала телефон, села на корточки и подтащила к себе тяжелую дубину, очень кстати оказавшуюся под ногами. Джулай не просто говорил – по мере своего повествования он поднялся, вцепился в коренья, выползшие из склона, и грузно лез наверх, имея все шансы выбраться. Но я встала бастионом – взялась за корягу обеими руками, поднялась, расставив ноги, и задрала ее над головой. Джулай поперхнулся:
– Эй, ты, прошмондовка, а ну брось…
Я так и сделала. Коряга сделала в воздухе полтора оборота и снесла Джулая с обрыва, как пушечное ядро. Я не метательница молота, но это был хороший бросок. Он повалился, раскинув конечности, тело его вывернулось каким-то непотребным образом. Я насторожилась. Водопад эмоций еще не унялся, но становиться убийцей полицейских мне как-то расхотелось. Впрочем, волновалась я напрасно. Подобные экземпляры просто так не умирают. Джулай застонал, заскреб когтями по обрыву. «Ну, все, – подумала я, – сейчас будет рождение Левиафана».
– Браво, девочка… – прошептал отомщенный парень. Он подтащил под себя ноги и косо усмехался. – Ты в натуре красава, молоток, заделала ментяру прямо под ключ… Респект, красавица. Давай, вали отсюда, смотри не попадись этим волчарам… А выберешься, все расскажи…
Я замешкалась. Оставлять этого парня раненого в канаве…
– Вали отсюда, вали, – морщился он. – Не вытащишь меня – обоих спалят… Двигай говорю, крошка, да пулей чеши, пока не закатали…
К сожалению, за прошедшие полчаса в расстановке сил ничего не изменилось. Я могла сколь угодно гордиться собой (и основания на то имелись), но по-прежнему находилась в западне. Лес кишел плохими парнями, а единственный выход надежно перекрыли. Но я уже уверовала в свое предназначение и высокое мастерство. Передвигалась по зарослям короткими перебежками, залегала в ворохе бурелома и вскоре вычислила, в какую сторону «дует ветер». Я выглядела так, что мне уже не нужно было маскироваться. Листва и грязь облепили меня всю – с ног до головы. Небольшая поляна «недалеко от чертовой трехрукой сосны» находилась в центральной части лесного массива, метрах в семидесяти от опушки. На нее и сходились под прицелами стволов окровавленные, избитые люди. Неспособных передвигаться тащили волоком. Охотники устали, шутили уже без огонька и избивали своих жертв без азарта. Разбивались на группы, курили, обменивались впечатлениями о минувшей половине дня. Я лежала в зарослях молодого репейника и снимала все на камеру. Зарядка в телефоне пока не иссякла. Избитых людей бросали в кучу. Они сидели на земле, прижавшись друг к другу, – обессиленные, с обреченной покорностью на опухших лицах. Кто-то лежал, мелко подрагивая, подтянув под себя ноги. Заразительно зевал Шалашевич. Тянул сигарету за сигаретой майор Калинин, выискивая кого-то взглядом между деревьями. Вяло хихикал Плющихин, вычесывая из-за шиворота живую и неживую органику. «Примерный семьянин» Михеич ходил кругами вокруг трех сосен и безуспешно пытался до кого-то дозвониться. Инна Островная расположилась на бугорке, вооружилась косметичкой, зеркальцем и наводила порядок на собственной физиономии. Эльвиру раздражало ВСЁ. Нервная, в расстегнутой щеголеватой курточке, с распущенными волосами, она переминалась с ноги на ногу, постукивая тонкой палочкой по голенищу сапожка, и распекала брюнетку Галину. Очевидно, что-то в текущих событиях Эльвиру не устраивало. Галина почтительно внимала, но на лице застыло скучающее выражение: дескать, ты начальница, ты и разгребай, а я тут, типа, на отдыхе.
Двое подтянутых полицейских пригнали еще одного заключенного и бросили в общую кучу. Плющихин начал их пересчитывать, тыкая пальцем в каждого. Сбился со счета, злобно пнул по ноге ни в чем не повинного выходца из страны хлопка и «кровавой диктатуры», начал пересчитывать заново.
– Не сходится! – во всеуслышание объявил он. – Двоих не хватает.
– Что, Плющихин, папа у Васи осёл в математике? – хохотнул Шалашевич и тоже начал считать. Задумался. Полученное число определенно отличалось от первоначального.
– А у нас кого не хватает? – встрепенулась Эльвира и стала пересчитывать сослуживцев.
– Джулая, – буркнул Михеич, бросая телефон в карман. – Не отвечает на звонки, поганец. И Ситникова что-то не видно.
Но упомянутый сотрудник уже бежал. Я услышала, как захрустел хворост у меня за спиной, и, прекратив съемку, втянула голову в плечи. Боже, пронеси… Но сотруднику было не до странных выпуклостей в земле. Он торопливо просеменил, спотыкаясь о коряги, метрах в пятнадцати правее. Голос охотника дрожал от волнения.
– Эльвира Алексеевна, там Джулай в канаве и один из этих, – кивнул он на кучку «обработанных» заключенных. – Ушаков – ну, Ушастый его погоняло, из тех, что банкомат на Воинской обнесли… Оба плохи. Джулаю в больницу надо, вы бы видели его. Едва живой, говорить не может, только шепчет, весь переломанный…
– Тот парень, что ли, его? – отвесил челюсть Шалашевич. – Ни хрена себе, ну и наглость…
– Не, не он, – замотал головой сотрудник. – Джулай говорит, что девка… ну, та самая, Эльвира Алексеевна, которую вы с собой привезли…