Наследство Уиндемов
Шрифт:
Он внимательно посмотрел ей в лицо.
— Неужели ты не понимаешь, как тебе опасно оставаться одной? Тот, кто ударил тебя и похитил книгу, может снова напасть, когда ты будешь одна.
— Но зачем? Ему нужна была книга, только и всего. Почему он должен снова нападать на меня?
— Мало ли какие у него могут быть цели, ты не можешь этого знать. Ладно, возвращаемся в Чейз. — Он направился к Стенли, шумно жующему траву и не желающему замечать своего хозяина. — Тебя еще мучает головная боль?
— Нет, все в порядке. Знаешь, я прекрасно чувствовала себя
— — Когда мы вернемся домой, ты сразу ляжешь в постель. Можешь не смотреть на меня с возмущением воинствующей амазонки и не вскрикивать своим мелодичным сопрано. Я не собираюсь забираться в твою постель. Если я и появлюсь вечером в твоей спальне, то лишь затем, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, и пожелать спокойной ночи. Мне не понравилось наше последнее свидание. Еще один такой раз, и я покончу с собой или превращусь в импотента — и то и другое одинаково плохо.
— Да? Но почему бы тебе не вернуться назад в Лондон?
К своей Селесте или Лизетт, или к кому-нибудь там еще.
— Я и сам удивляюсь, почему до сих пор еще этого не сделал?!
— Так сделай над собой это ничтожное усилие и попробуй оставить меня. — Дукесса воинственно задрала подбородок: она снова чувствовала себя великолепно, готовая сражаться за свои права.
Видно было, как Марка задели ее слова, но он быстро взял себя в руки и невозмутимо ответил:
— Разве здесь нет женщин? Я должен понимать твои слова как угрозу? Возможно, ты и в самом деле намерена застрелить меня, если я коснусь другой. Кажется, ты уже однажды что-то говорила об этом.
— Я не потерплю возле тебя другой женщины. Можешь касаться их где угодно, только не здесь. Тебе придется очень пожалеть, если произойдет нечто подобное.
За все время пути она больше не добавила ни слова.
Он внес ее в холл на руках и, несмотря на сбежавшихся слуг, сам уложил в постель.
Глава 20
— Хоть бы ты потерял все волосы и стал лысым!
— Что?! — Весь напрягшись, Марк развернулся в ее сторону.
— Я говорю, ты опять о чем-то задумался, Марк. Будет удобнее, если ты сядешь в кресло.
— А, неплохо, но все же далековато до тетушки Вильгельмины, хотя у тебя и есть талант к стихосложению.
— И предостаточный. Став поэтом, я бы не голодала. — Дукесса испуганно уставилась на него, прижав ладонь ко рту.
Как глупо! Кажется, она случайно проговорилась. Проклятый язык, его надо отрезать за эти слова! Но Марк ничего не понял.
— Кажется, настала пора поговорить о том мифическом мужчине, который содержал тебя в “Милом Крошке”.
— Ах, почему же мифическом? Возможно, я лгала тебе, как это умеют делать все Уиндемы. Мы ведь все непревзойденные лгуны, разве не в этом духе ты однажды высказывался, Марк?
Он готов был зарычать на нее, однако ответил в той шутливой манере, которая вызывала у Дукессы желание целовать и бить его одновременно.
— Ах, почему я должен придираться к тебе,
— Ах, но это моя забота, милорд, — объявила Мэгги, входящая в спальню, как королева, готовая дать сигнал “огонь!” своим войскам на поле сражения. — Вам лучше оставить сейчас Дукессу. Посмотрите, как она возбуждена. Возможно, вы отчитывали ее за что-то? Ей сейчас нужен покой. Хотя я всегда рада, когда с ней есть кто-нибудь. Ты не боишься оставаться одна, Дукесса? Ведь монстр, ударивший тебя, может наведаться еще раз.
— Да, прямо с языка глупой болтливой служанки, — буркнул Марк.
Дукесса хотела бы сказать Мэгги, что была возбуждена не от того, что ее отчитывал Марк, — она получала удовольствие, сама поддразнивая его. Но неожиданно на нее навалилась усталость, веки слипались. Ей было не до объяснений с Мэгги. Она заснула в течение нескольких следующих секунд, утомленная утренней прогулкой и случившимся болезненным приступом.
Решив держаться данного им слова, Марк заглянул вечером, перед сном, в ее спальню.
Дукесса сидела в мягком кресле перед камином, глядя на языки пламени.
— Привет! — сказал он. — Я пришел пожелать тебе спокойной ночи, как и обещал.
— Уходи, Марк, — ответила она, едва глянув в его сторону.
— Нет, не могу. Я написал Селесте лишь сегодня в полдень. Она сможет прибыть сюда не раньше, чем через четыре дня, до ее приезда я намерен по-прежнему развлекаться с тобой.
— Кажется, я уже предупредила тебя, — сказала она, складывая руки на коленях и стараясь не замечать его больше, держаться отстраненно и безразлично.
Издав вздох мученика, он вдруг наклонился и стал целовать ее лицо.
— Какой приятный запах, — говорил он, — впрочем, он у тебя всегда такой…
— Спасибо, Марк. Но я не желаю быть инструментом твоего наслаждения. И мне вовсе не скучно одной в постели. Иди к себе и помечтай о Селесте.
— Инструментом моего наслаждения… — повторил он, беря ее вдруг на руки. Возле постели он вытряхнул ее из халата, развязал ленту на груди и спустил с плеч ночную сорочку. — Ты божественно сложена, — объявил он после продолжительной паузы, не отрывая от нее глаз. — Бог думал обо мне, создавая тебя, это ясно. Твои формы приводят меня в восторг, Дукесса!
Она застыла, глядя с безразличием куда-то в сторону. Марк нежно прикоснулся к ее груди.
— Прекрасные формы… Но какая же ты загадочная, Дукесса! Я никогда не знаю, чего мне ждать от тебя — станешь ты в ответ молчать или кричать?!
— Да, и никогда не поймешь меня, потому что ты — проклятый грубый упрямец.
Рассмеявшись, он провел рукой по ее бедрам и животу. И вдруг, отступив назад, она издала резкий крик. Глаза ее были расширены и беспомощно блуждали по сторонам. Потом, отвернувшись, она побежала от него.