Наследство Ушедших
Шрифт:
Похоже на правду. Места на верхушке сотни поделены между Званом Рачиным, нынешним сотником, и Даниром Зайцевым, практически все посты заняты их сторонниками. То, что в нашем роду два десятника, Пересвет и дядя Милорад — чудо расчудесное, результат долгих интриг. Сейчас, по-видимому, на одного станет меньше. Дед не может, не имеет права подчиняться более худородным людям, а почти вся старшина, за исключением сотника, являются таковыми.
Кем тогда будет Пересвет? Глава рода, живущего на границе, обязан входить в список сотни. В противном случае его общественное мнение не поймёт,
— Рядовичем он не останется. Отряд сколотит или земле на службу пойдёт?
— Отец не сказал. Они, похоже, сами ещё не решили.
— Пути у него два, — принялся размышлять я вслух. — Он может собрать свой отряд, зарегистрировать его в Березове и официально заключить ряд с князем или посадником. По чину ещё можно с кем-то из вятших бояр, но дед гордый, он не согласится.
Твердята согласно угукнул.
— Второй путь — поклониться, кому надо, и самому на землю сесть. Только получить её не в поместье, а в удел.
— Да ну, — сморщился брат, — нам тогда всем из сотни уходить придётся. И денег у нас столько нет, чтобы удел обиходить. С деревнями-то никто землю не даст! Это пахарей надо к себе сманивать, усадьбу строить, на княжий зов приходить! Не надо оно нам!
— Значит, отряд, — подытожил я. — Или ещё что придумают.
— Верно мыслишь!
Лично меня текущее состояние рода и в роде устраивает, но есть те, кто хочет добиться более высокого положения. Они поддержат любое решение Пересвета, в том числе — о переезде и смене статуса с особого, пограничного, на общий. С уплатой налогов, необходимостью выставлять бойцов в случае войны и так далее.
Езда по лесной дороге требует больших усилий, чем путешествие по грунтовке. Иногда приходилось слезать с воза и помогать быкам толкать его, преодолевая лужи. Кое-где на землю были набросаны ветки и тоненькие деревья, похоже, прошедшие первыми соседи облегчили нам путь. Как бы то ни было, через шесть часов небольшой обоз достиг поля. Привстав на трясущемся облучке, я, держась за плечи Твердяты, оглядел, сколько мог, собравшихся на сбор.
— Ближние все здесь.
— Ну так им добираться всего ничего. Гладких видишь?
— Далеко, не разглядеть.
— Ничего, сейчас поближе подъедем.
Навскидку — человек двести уже приехало. Лица знакомые, смутно знакомые, совершенно новые… Отношения внутри сотни далеки от идеальных, между людьми и, реже, родами и семьями случается всякое. Иногда конфликты принимают очень жесткую форму. У нас сейчас кровников нет, мы их либо выпилили, либо замирились. Спустя пять лет после моего рождения последним выплатили виру. Друзьями с ними, конечно, не стали, но открытой вражды больше нет и к соседям можно ездить без вооруженного до зубов сопровождения. Совсем без охраны нельзя, однако есть разница между одним отрываемым от дел мужчиной и сразу тремя-четырьмя.
Раз есть недоброжелатели, то найдутся и союзники. Острожских уважают. У нас сильные бойцы, при нужде всегда приходящие на помощь соседям; дед, когда ему нужно, становится неплохим дипломатом; старшие сумели обзавестись связями в самых разных группах общества. Например, та же Пламена, будучи
Ещё следует учитывать личностный фактор. Вполне реальна ситуация, когда к одному брату относишься нормально, в то же время второго считая козлом. Я с большинством сверстников у соседей общаюсь спокойно и всё равно заполучил ненавидящую парочку. Аналог нашего Любима, только без сдерживающих факторов в лице родни, и дурной ревнивец, караулящий меня при каждом посещении их усадьбы. Над ним уже свои смеются, а он никак не успокоится. Причем подобные злопыхатели найдутся у любого отрока, как и своеобразная группа поддержки, образующаяся по принципу «враг моего врага — мой друг». Подозреваю, у девочек то же самое.
В общем, на сборе, конечно, все свои, но некоторые свои вовсе даже чужие. Их немного, просто они горластые.
Наше прибытие ажиотажа не вызвало. Некоторые знакомые подходили, перекидывались словами, спрашивали, как добрались. Нормально добрались, без проблем. Мы не привезли товара на продажу, точнее, нам не требовались прилавки для торга, поэтому распорядитель, малость задолбавшийся пожилой гридень, выделил место для стоянки во второй линии рядом с сараями. Тоже, кстати, знаковый момент — слишком далеко от центра размещают худородных. Нам не позволили встать в самом центре под благовидным предлогом, но, уверен, дед посчитал происшедшее осознанным намеком и завуалированным оскорблением. Хотя лично я сомневаюсь, что оскорбление было.
Пока распрягли волов, дали им воды и корма, выгрузили кое-какой груз, пообщались с подошедшими людьми, прошло не меньше часа. Вроде бы, ничем особенным не занимались, а время потратили. И это ещё быстро, потому что оскорбить заговорившего с тобой небрежением нельзя, он обиду запомнит и отыграется.
К избе, перед которой заседала старшина, мы пошли все вместе и толпой. Так как процедура рутинная, сотник проводил смотр в одиночестве с посильной помощью писаря. Зайцевы ещё не прибыли, казначей о чем-то спорил на торгу с пузатым купцом, сотенный посыльник осматривал лекарства на одном из складов и просил его не отвлекать. Нормальная ситуация, все заняты делом и вращаются в упорядоченном хаосе. Каких-либо подтасовок можно не опасаться — вокруг находилось достаточно свидетелей, которые не допустили бы серьёзных нарушений обычаев с обеих сторон процесса.
Смотр, при всей его формальности, являлся делом серьёзным. За несоответствие требованиям вполне могли выкинуть из сотни. Гридень или его заместитель должны были явиться оружны и одоспешенны, не иметь мешающих службе увечий и не накосячить в прошедшем году. На моей памяти одного кадра, пропустившего по пьянке набег малой орды, изгнали вместе с семьёй. Что касается оружия, то особых требований к нему не предъявлялось, его просто надо было показать и, иногда, продемонстрировать умение владеть им. Меч, копьё, лук.