Наследство Валентины
Шрифт:
Наконец он поднялся и, потянувшись, подошел к окну, Пройдет еще не меньше часа, прежде чем появится доктор Рейвн. Небо быстро затягивали темные тучи. Скоро пойдет дождь.
Обернувшись, он заметил, что Джесси пошевелила левой рукой, сжав кулак.
– Джесси?!
Джеймсу показалось, что он сейчас умрет от радости.
– Джесси! – повторил он, наклоняясь над ней.
Глаза жены по-прежнему были закрыты. Голова бессильно перекатилась по подушке. И тут она отчетливо выговорила:
– Голова болит. И ничего
– Ты права.
Джесси снова прикрыла веки. Джеймс склонился пониже и оглушительно закричал:
– Джесси!!!
И начал трясти ее за плечи, пока она не уставилась на него. Правда, лицо Джеймса как-то странно расплывалось, а волосы образовали нимб, словно у ангела, – золотистые лучи света пробивались сквозь пряди. Неужели она умерла? И попала на небо? Но глаза Джеймса были такими же зелеными, как маленький пруд около отцовской конюшни, берега которого заросли мхом. Все знают, что у ангелов голубые глаза, и лишь у этого – зеленые, чарующие, притягивающие, дарящие неописуемые мир и покой.
Джесси моргнула, пытаясь разглядеть его получше.
– Джеймс! Это ты? Я умерла и ты ангел? Поэтому и плаваешь в воздухе? Ты такой прекрасный ангел, но я не хочу покидать Джеймса даже ради тебя. Голова ужасно болит.
– Значит, ты жива, – объявил вполне земной голос. – Надеюсь, ты это поняла.
– Да.
Она пыталась поднести руку к голове, но так и не смогла. По щекам медленно поползли слезы.
– Ты говоришь совсем не как ангел, но все же сидишь рядом, такой красивый, хотя я и вижу тебя смутно... не знаю, что и думать.
– Тогда у меня есть перед тобой преимущество. Нет, не шевелись, Джесси. Я знаю, тебе очень больно, милая. Лежи спокойно. Зрение не восстановилось?
– Немного лучше. Ты назвал меня милой. Никогда не слышала, чтобы ангелы произносили такие нежные слова. Милая. Мне это нравится. Никто никогда не называл меня милой.
Он снова положил мокрую салфетку ей на лоб. Как щемит сердце! Никто никогда не называл ее милой? Но это просто невероятно! Она такая хорошая, добрая и любящая...
– Нет, я не ангел. Если сомневаешься, спроси мою мать. Сейчас ты просто милочка. И если таковой останешься, будешь моей милой до конца жизни. Договорились?
– Да, – шепнула она и вновь закрыла глаза.
Джеймс знал, что нельзя позволить ей заснуть.
– Джесси, милая, нельзя спать! Можно не проснуться! Ну же, взгляни на меня!
Он начал поить ее чаем с ложки, но приступ тошноты не дал ей проглотить и полчашки. Джеймс держал Джесси, пока ту рвало.
– Прополощи рот. Вот так. Легче?
Джесси кивнула, но боль усиливалась с каждым мгновением, словно десятки молотов колотили в основание черепа.
– Я как следует врезала этому мерзкому барону?
– Да! Но это его ничему не научило, так что пришлось испробовать, крепка ли его челюсть. Я уложил его на чудесный эксминстерский ковер, свадебный подарок Хоксбери. Надеюсь, миссис Кэтсдор с помощью Зигмунда сумела достойно проводить гостей.
– Барон очень несчастен.
– Да, но это не дает ему права покушаться на твою жизнь.
– Он стал меня душить, и я воспользовалась приемом, которому много лет назад научил меня Ослоу. Обмякла, а потом сильно хлопнула ладонями его по ушам.
– И причинила ужасную боль. Я думал, он расплачется. Но ты молодец, Джесси. Жаль, что я не пришел раньше.
Позже он расскажет жене, что барон назвал ее вульгарной лишь потому, что она сумела спасти себя от неминуемой смерти.
– Твой тесть женат?
– Да, но его жена была не так близка с дочерью, как отец. Прошлой весной я видел ее в Татли. Она покупала ленты в шляпной лавке и, кажется, обрадовалась, увидев меня. Я всегда считал ее неплохой женщиной. Уверен, что она понятия не имела о его планах.
Он продолжал молоть чушь, зная, как необходимо во что бы то ни стало отвлечь ее, не дать заснуть.
– По-моему, лента была зеленой, под цвет моих глаз, по крайней мере именно так она утверждала.
– У тебя действительно чудесные глаза, Джеймс. Дачесс говорила, что у всех Уиндемов, кроме тебя, синие глаза. Однако она считает, что такое исключение из правил весьма необычно и привлекательно.
– Рад слышать. Всегда мечтал привлекать дам. Если позволишь, я до конца жизни буду счастлив служить предметом твоего внимания.
Это подозрительно напоминало клятву верности, хотя и шутливую, и Джесси решила подумать об этом позже.
– Как только миссис Кэтсдор впустила их, я сразу же поняла, что это не обычный визит вежливости. Мне очень жаль, Джеймс.
– Что? Глупости, Джесси, ты не сделала ничего плохого. Ну, как, по-твоему, хватит у тебя сил не заснуть? Не уверена? Хорошо, сейчас я расскажу тебе историю, которую мне поведал Ослоу.
– Возможно, я уже слышала ее.
– Значит, послушаешь еще раз. И не своди глаз с моего ангельского лица. Я приложу все усилия, чтобы в моем взгляде появилось неземное сияние. Внимательно наблюдай, сейчас я воспарю. Ну так вот, очевидно, первой породистой лошадью, переправленной из Англии в Америку, был Булл Рок. Тебе это известно?
– Ты что же, считаешь меня полной невеждой? Конечно, известно.
– Прекрасно, но знаешь ли ты, от кого произошел Булл Рок?
– О Господи, голова просто раскалывается. Я совершенно ничего не способна вспомнить, Джеймс.
Джеймс поцеловал ее в кончик носа.
– Знаю, дорогая, но головная боль – весьма неубедительный предлог, чтобы оправдать собственное невежество. Меня не одурачишь! Булл Рок родился в 1700 году не от кого иного, как от араба Дарли.
– Не верю! Ты просто сочиняешь!