Наследство
Шрифт:
Периодически в жизни Цветковой возникали романы, но проходили они, как правило, без последствий, и капли от нервов Яна не пила. К тому же она была твердо убеждена, что крепкие браки строятся на детях и все же смолоду. А в ее возрасте, когда сердце уже узнало, что такое любовь и чем все это может закончиться, полюбить еще раз было очень трудно, фактически невозможно. Одно дело, когда люди встречались по страсти, по любви, чтобы создать семью, родить детей, прожить счастливую жизнь и умереть в один день… А что оставалось Яне? Умереть в один день? Ну хорошо… еще встретить счастливую старость. Остальные жизненные этапы были пройдены, и ни к чему хорошему они не привели. Поэтому с оптимизмом смотреть в будущее Яна не могла, хоть
– Ты вообще слышишь меня? – спросила Елизавета, доедавшая четвертое пирожное.
– Я? Да, конечно…
– Цветкова, ну я же вижу, что нет. Мой предыдущий был в постели просто зверь, но…
– Ты знаешь, мне пора идти, – вдруг прервала ее на полуслове Яна.
– Как? Так вот сразу? – оторопела Лиза. – Мы же хотели посидеть, поболтать…
«Это ты хотела, и болтаешь тоже только ты», – подумала Яна, оставила деньги и решительно покинула кафе, уже на ходу накидывая полушубок из ярко-рыжей лисы, который ей очень шел.
Госпожа Цветкова вообще была очень яркая, стильная женщина с весьма своеобразной внешностью. Хоть Валентина Петровна и говорила, что ее дочь высокая и стройная, сама Яна согласилась бы только с определением «высокая». Сто семьдесят пять сантиметров плюс туфли на высоченных каблуках, которые она не снимала. Поэтому ее ноги из просто длинных превращались в длиннющие, словно она носила гордое звание «фигура-циркуль». А вот что касается стройности, тут Яна с мамой готова была поспорить. Госпожа Цветкова была дамой худой, а лучше сказать – тощей. Угловатые локти, острые коленки, впалые щеки. Хотя Яна считалась привлекательной – густые светлые волосы, пронзительно-голубые выразительные глаза, прямой нос, подвижный рот. Конечно, Яна давно могла бы придать губам сексуальности и увеличить их до размера сарделек, но она твердо решила сохранить свое лицо. Да и сексуальность в ее понятии заключалась в мозгах, а не в других частях тела, и смысл тогда их увеличивать?
Одевалась она настолько ярко и неординарно, словно ее предками были цыгане. Излюбленными нарядами Цветковой уже много лет оставались короткие платья и юбки с воланами. Ася, ее единственная подруга, с которой она дружила с трех лет, удивлялась:
– Слушай, что ты опять на себя надела? Это неприлично! Тебе по возрасту уже нельзя носить такие короткие юбки, но как ни странно, тебе идет!
– Поэтому я и ношу их совершенно спокойно! – отвечала Цветкова.
– У многих молодых фигуры хуже, – вздыхала привлекательная шатенка Ася, моргая глазами светло-орехового цвета.
Она работала адвокатом по уголовным делам и воспитывала без мужа двух дочерей. Почему-то на мужчин ей катастрофически не везло, к ней липли мужики намного моложе ее, к тому же, как правило, безработные.
Ася защищала своих любовников от нападок подруги как могла. Один раз она очень рассмешила Яну. Будучи в состоянии легкого подпития и уже понимая, что ее очередной роман терпит крах, Ася выдала загадочную фразу:
– Никакой он не альфонс! Так… всего лишь легкий жигало.
Яна потом долго вспоминала ей этого «легкого жигало».
Кроме всего прочего Яна питала склонность к крупным украшениям – золотым, серебряным, с камнями невероятных размеров, блеск которых грозил ослепить всякого, кто на них посмотрит.
– В прошлой жизни ты была хозяйкой медной горы, – заключила как-то Ася и добавила: – И золотой жилы.
– А еще алмазного рудника! Обижаешь… – ответила Яна, смеясь.
Расставшись с болтушкой Лизаветой, Яна вышла на улицу и, подхваченная ветром, понеслась к своему ярко-красному «Пежо». Это был уже второй «Пежо» ярко-красного цвета в ее жизни. Яна пробовала пересесть на машину другого цвета, но из этого ничего не вышло. Сердце снова потянулось к красному «Пежо».
– Вот бы мне и с мужчинами быть такой же верной и постоянной, – вздохнула тогда Цветкова, – как с машиной-то. Но железный конь не предает в отличие от людей. Эх, моя девочка! – разговаривала с автомобилем Цветкова.
Она села за руль и включила отопление. Снег пошел еще сильнее, и дворники едва с ним справлялись.
«Похоже, что этот Новый год я буду встречать с Агриппиной Павловной», – грустно подумала Яна, имея в виду свою домоправительницу. Ричард забрал их сына на все зимние каникулы и улетел с новой семьей в Швейцарию на горнолыжный курорт. «Лучше бы и я с ними напросилась», – продолжала размышлять Яна и представила лицо Люды, нынешней жены Ричарда, когда бы он спросил: «Можно моя бывшая поедет с нами?» Конечно, Люда не стала бы возражать. Люда была очень доброй, милой и покладистой. Именно такую женщину Яна всегда и желала бывшему мужу. Но даже при минимальном общении с Людмилой Цветкова всегда чувствовала, что Люда ревнует ее к Ричарду. Грешным делом Яна и сама подсознательно понимала, что Ричард любит ее. Это мучило и напрягало, поэтому Яна не очень любила бывать у них в загородном доме, а вот сын часто бывал в гостях у отца.
– А может, к Асе в гости пойти? – вслух произнесла Яна.
Дома даже елки нет. Да и зачем? Ребенка весь Новый год не будет, ей с Агриппиной Павловной лишние хлопоты ни к чему.
– Новый год без елки, без ребенка, без любимого, без желания и настроения, – констатировала Яна и тронулась в долгий путь до дома по предпраздничным пробкам.
Задребезжал телефон.
– Алло? Виталий? Что хочешь? – резко спросила Яна.
Это был давний друг – следователь, майор полиции. Дело в том, что волею судьбы госпожа Цветкова не раз становилась свидетелем того или иного преступления, а иногда и сама была то подозреваемой, то жертвой. В общем, обладала Яна Карловна потрясающей способностью влипать во все неприятности на свете. И все было бы ничего, если бы она не пыталась еще и расследовать их, чем доводила ситуацию до абсурда, а Виталия Николаевича – до белого каления. Этот «одинокий волк сыска» давно смирился с тем, что когда-то судьба свела его с Яной Карловной Цветковой и воспринимал ее как проклятие своей жизни. Агриппина Павловна и Ася даже предположили, что Виталий Николаевич влюблен в Яну, тайно, в глубине души, где-то очень-очень глубоко. Но если майор и был воздыхателем Цветковой, то он понимал, что такая женщина, как Яна, вряд ли ответит ему взаимностью. Она была слишком неординарной, непредсказуемой, к тому же все время витала мыслями в облаках. Да и Агриппина Павловна с большим сожалением и знанием дела сообщала всем Яниным друзьям и приятелям, что все попытки увлечь Цветкову бесполезны, так как она продолжает сохнуть по своему «заморскому принцу», имея в виду Карла Штольберга.
В такие минуты Яна называла ее «домомучительницей».
– Чего ты мне душу терзаешь? Зачем ты мне все время о нем напоминаешь?
– Как будто ты о нем забыла хоть на минуту! – фыркала домоправительница и удалялась с гордо поднятой головой.
«А ведь она на сто процентов права!» – вздыхала Яна.
Никакие яркие романы, возникшие в ее жизни после Карла, не вычеркнули его из памяти, словно он вошел в ее сердце самым твердым на земле алмазом, а все остальные – так… мужчины-печеньки, которые разваливаются от еле моросящего дождичка и легкого дуновения ветерка.
– Что делаешь? – спросил Виталий Николаевич.
– Стою в пробке.
– Понятно! Затаривалась в магазинах! – хмыкнул Виталий Николаевич.
– Веришь – ничего еще не покупала, встречалась с одной знакомой, и то зря. Задурила мне всю голову! – ответила Яна.
– А что на Новый год делаешь? – спросил майор.
– Я? Да не знаю…
– Я вот тебя пригласить хотел… – И голос в трубке затих.
– Куда?
– Яна, не тупи! На Новый год! Мы тут с мужиками едем к одному на дачу! Чистый снег, банька, шашлычки из того, что подстрелим!