Наследство
Шрифт:
– Мне очень стыдно, – признался Алекс. – Что с твоей ногой?
– Пустяки. Острый камень.
– Дай взгляну… – Он осторожно коснулся гладких ухоженных пальцев, вновь ощутив изнутри прилив горячей волны. – А ты не похожа на женщину, которая плачет от пустяка.
– Вовсе я не плакала… – Она упрямо закусила губу. – И вообще, это не твое дело. Почему ты все время шпионишь за мной? Давно ты здесь?
– Достаточно…
Она вскинула ресницы, напоминавшие подмокшие крылышки ночной бабочки.
– Чтобы снова убедиться: ты – самая прекрасная, желанная и недостижимая женщина
– Не знаю… – пробормотала она изумленно. – Может быть… Почему ты спрашиваешь?
– А ты не понимаешь? – Алекс взял Надежду за руку. – Я люблю тебя.
Теперь он был уверен в горькой правоте этих слов.
– О, – выдохнула она. Брови изумленно надломились, глаза распахнулись, на бледные скулы наполз яркий румянец. Она поспешно высвободила ладонь из его пальцев. – Что ты болтаешь? Перестань! Мне не нужен курортный роман. Поищи кого-нибудь другого. Вокруг полно хорошеньких девочек!
– Черт возьми, мне не нужна ни одна из них с тех пор, как появилась ты! Я знаю: это звучит нелепо, неправдоподобно, но это так! Там, в ресторане у бассейна, в твой первый вечер… Хочешь, я опишу, во что ты была одета? Каждый твой жест, слово, запах духов, такой тяжеловатый, будто шлейф… Помнишь, ты спросила, не слежу ли я за тобой? Я и вправду не сводил с тебя глаз… Пожалуйста, поверь мне…
Он, приобняв Надежду за плечи, заглянул в расширенные зрачки, в которых замерли удивление и испуг.
– Отпусти. – Она попыталась освободиться. – Так не бывает. Ты спятил!
– Я и сам всю жизнь считал, что подобное не может случиться со мной. С кем угодно, только не со мной. Но я действительно спятил. Я схожу с ума. По тебе… И не знаю, что мне делать…
– Бред какой-то… – Надежда растерянно огляделась по сторонам. – Не понимаю, почему я до сих пор здесь и слушаю все это…
– Может быть, потому, – он заглянул прямо в ее расширенные зрачки, голос сорвался на хриплый полушепот, – что я тебе тоже небезразличен…
Прежде чем она успела ответить, Алекс сделал то, чего безумно желал все эти дни: поцеловал женщину в полуоткрытые губы.
– Нет… – прошептала она как-то неуверенно, – не надо… Перестань…
Алекс вновь поцеловал ее жадно, страстно. Ломая слабое сопротивление ее ладоней, он пьянел от прикосновения к влажной коже, податливой и нежной, как лепесток жасмина…
Громкий смех и нестройные голоса прорезали тишину. На пляж ввалилась подгулявшая компания. Стаскивая одежду, веселые ребята с визгом и хохотом шумно плюхались в воду. Потревоженная чайка, тяжело хлопая крыльями, с дикими воплями умчалась прочь.
Надежда вскочила.
– Пожалуйста, – прошептала она, тяжело дыша, – не приближайся больше ко мне. Никогда…
Ее светлое платье растворилось в ночи. Алекс так и остался сидеть, просеивая сквозь пальцы полувлажный песок, который, казалось, впитал горьковатый запах… Впервые он жалел, что в этом заезде слишком много россиян. Дисциплинированные немцы в это время суток видели десятый сон, а не шатались по берегу. На лежаке что-то белело. Алекс протянул руку, нащупал забытое
Коньяк, джин, ракия, виски, водка… Веселая компания на пляже. Интересно, почему русские так любят водку? Алекс взял бутылку с красной наклейкой, повертел, свернул блестящую головку, плеснул прозрачную жидкость в первый попавшийся под руку пузатый винный бокал и залпом, на одном дыхании, опрокинул в горло.
Самым сложным оказалось удержаться на ногах в первую минуту, когда весь мир вокруг качнулся и поплыл неведомо куда. Но, посидев на земле, обретя утраченное равновесие, Алекс нащупал мягкую ткань, и все вдруг стало простым и понятным, как стакан минералки.
Нетвердой походкой Алекс подошел к большому балкону номера люкс. Через задернутые портьеры пробивался красноватый ночной свет.
– Надежда! – позвал он. – Надежда!
Молчание.
– Надежда! – выкрикнул он громче, дополнительно пьянея от собственного безрассудства.
Дверь приоткрылась.
– Что тебе нужно? – прошептала она испуганно. – Уходи.
– Ты забыла полотенце. Я его принес.
– Спасибо. Забрось на балкон.
– Выйди и возьми. Чего ты боишься?
– Ничего я не боюсь. Давай сюда. – Она появилась уже в черном шелковом пеньюаре, делавшем ее кожу еще белее. Протянула руку, чуть склонившись вперед. В глубоком вырезе мелькнула обнаженная грудь. Поймав туманный и жадный мужской взгляд, Надежда закуталась в пенное кружево.
– Надежда, – горячо зашептал Алекс, пытаясь удержать ее за рукав, – постой, выслушай меня…
– Я же сказала: оставь меня в покое.
– Нет, подожди, позволь мне остаться… Тебе это надо так же, как и мне… Ты ведь хочешь этого, я знаю, Надежда! – Он заговорил в полный голос.
На соседних балконах послышалось оживление.
– Да как ты смеешь… Ты что, пьян? – Она тоже повысила голос. – Что ты возомнил? Ступай проспись!
– Да, я пьян! – заорал он, распаляясь. – А ты глупа! Все еще думаешь, что твой муж приедет? Черта с два! Сейчас он развлекается с какой-нибудь девкой! Он не любит тебя! А я люблю! Никто не будет любить тебя, как я!
– Убирайся или я вызову полицию!
– Вызывай! Мне наплевать! Я и в полиции повторю то же самое: я люблю тебя, а твой муж – кусок дерьма!
– Ты придурок! Сопляк, мальчишка! Я вызываю охрану! – крикнула Надежда, скрываясь в номере.
На соседних балконах началось живое обсуждение. По-немецки и по-английски – удивленное, по-русски – заинтересованное.
– Лучше сматывайся, пока она ментам не позвонила, – посоветовали справа.
– Не позвонит, – возразили слева. – Это она поначалу, для понта ломается. Как все бабы.