Насмешка

Цыпленкова Юлия

— Всех братьев проверили? — спросил Гаэрд.

— Да, — ответил ему брат. — Медальоны нечестивцев были найдены на пяти ратниках и одном лассе, еще одного поймали, когда он пытался избавиться от ядовитой дряни. Сейчас отосланы гонцы, чтобы объявить, что реликвия возвращена, и отряды могут возвращаться. Люди в них будут проверены на месте. К сожалению, вряд ли мы сможем выявить всех. Успокаивает одно, каждый из предателей был куплен. Их не вела вера в Нечистого. Однако ряды братьев подлежат чистке, прежнего доверия больше нет. Скорее всего, Халидур все же сменит свое

хранилище, но когда, и как это произойдет, будут знать только старейшины и тот единственный, кто тихо вывезет реликвию из Змеиной горы. Сомневаюсь, что мы узнаем об этом раньше, чем меч обретет новый дом.

— Что с Мейольдом?

— Он чист, — заговорил старший Дальвейг. — Ни знаков нечестивцев, ни отравы, ни отлучек из замка. После того, как прибыл твой ратник, он слег с лихорадкой от горя, что подал неверную идею. Старик переживал, что это он подтолкнул нас к решению перевезти Халидур. Ежели бы сей старейшина имел касательство к нечестивцам, вас бы ждала засада на поле, но ее не было, да и путь, который мы назвали ему, оказался чист. Следов Последователей не нашли.

— Мы постарались выбрать место, где у вас была бы возможность спастись, — немного виновато произнес Хальтор.

Гаэрд усмехнулся, поднимаясь на ноги. Он откровенно зевнул и потянулся.

— Простите меня, благородные лассы, но усталость столь сильна, что я уже не в силах держаться на ногах. Однако завтра я жду той единственной милости, о которой просил.

— Несомненно, — кивнул Бальверд.

Младший Дальвейг дошел почти до дверей, но обернулся и посмотрел на пятерых мужчин, все еще следивших за ним.

— Ты сердишься? — спросил его отец.

— На то, что стал мясом для зверя? — усмехнулся Гаэрд. — Нет. Если бы меня не избрали и не велели ехать той дорогой, на которой на нас напали, я не был бы ранен, и Ветер не отнес бы меня туда, где меня нашла лучшая женщина во всем белом свете. Так могу ли я сердиться за то, что вы подарили мне мою невесту?

— Невесту? — старший Дальвейг поднялся со стула. — Но я уже говорил с лассом Гельбиртом о твоей женитьбе…

— Лаисса Лиаль Магинбьорн — вот имя моей невесты, отец. Я сделал свой выбор, лучше полюбите невестку заранее. Моя Лиа бойкая на язычок и не стоит на него попадаться. — Гаэрд рассмеялся и вышел из трапезной.

Ласс Дальвейг сел на прежнее место, разом осушил кубок и усмехнулся:

— Теперь он мне невесткой угрожает. Плут и Ехидна? Отличная выйдет пара. Стало быть, Лиаль Магинбьорн… На все воля Святых.

Гаэрд Дальвейг уже не слышал этого. Он знал, что оспаривать его выбор отец не станет. Младший сын давно уже вышел из юношеского возраста, став мужчиной не по рождению, но по своей сути, потому принимал самостоятельные решения с восемнадцати лет, с тех пор, как покинул отчий замок, перебравшись в замок, доставшийся ему от матушки, в чьем роду не осталось наследников мужского пола. Он обустроил свое жилище так, как считал нужным, ввел в нем свой порядок, подобрал слуг, отвечавших его требованиям.

Впрочем, не о своем замке сейчас думал молодой ласс, хоть и хотелось отвлечься от неприятных размышлений и представить, как понравится его невесте, а после супруге в Зеркальном замке, прозванным так, потому что стоял он на берегу озера, чья гладь казалась похожей на большое овальное зеркало. И все же, как бы не стремилась душа к мечтам и воспоминаниям о возлюбленной, оставшейся в далеком Фасгерде, мысли ласса вернулись к Халидуру.

Гаэрд вновь обнажил меч и провел по его поверхности ладонью, отмечая его гладкость и остроту, которые клинок не утратил после всего, в чем успел поучаствовать. Он все так же не требовал заточки и казался только что покинувшим кузницу. После мужчина сжал рукоять, нанес рубящий удар невидимому противнику. Меч удало свистнул, и Гаэрд снова погладил его.

— Мой верный товарищ, — улыбнулся мужчина. — Чтобы там ни было, но другого такого клинка мне не сыскать, и я рад, что ты остаешься со мной.

И все же… И все же были знаки! Была сила, которую почувствовал слепец, еще только предвидя приближение меча. Все это имело место, и Гаэрд был уверен в своем разуме, потому так сложно было поверить, что он держит в своей руке не истинный Халидур, а его близнеца.

— Дождемся завтрашнего дня. Коли истинный Халидур в хранилище, то нарекаю тебя Гаэрдаром. — Торжественно произнес младший Дальвейг, глядя на меч. После убрал его в ножны и повторил. — Гаэрдар.

Рассмеявшись, Гаэрд лег в постель, закрыл глаза и представил Лиаль.

— Пусть Святые хранят тебя, моя возлюбленная, — прошептал он, проваливаясь в крепкий и спокойный сон…

Он сидел на берегу озера, под стенами своего замка, бросая мелкие камешки в воду. Рядом лежал верный меч, поблескивая обнаженным клинком в свете заходящего солнца. Неожиданно за спиной зашуршала трава, и рядом встал высокий худощавый мужчина с рыжими волосами. Он нагнулся, поднял меч и любовно провел ладонью по клинку. После сжал рукоять и взмахнул мечом. Рассеченный воздух ответил тонким свистом, и сталь запела, отзываясь на прикосновения незнакомца.

— Отличный меч, — произнес мужчина. — Лучшего не сыщешь.

— Милости Святых, — ответил Гаэрд, поднимаясь на ноги и настороженно глядя на незнакомца.

Тот надавил ладонью на плечо молодого ласса, возвращая его на прежнее место, вновь посмотрел на меч и опустился рядом, жмурясь в лучах заходящего солнца.

— Милость Святых с тобой, Гаэрд, — улыбнулся незнакомец, не глядя на Дальвейга.

Полы его черного плаща, будто два крыла, распластались по траве. Мужчина все еще держал в руках меч, не спеша его возвращать.

— Эх, хорошо, — крякнул он, продолжая жмуриться.

— Кто вы? — спросил Гаэрд. — Впрочем, кто бы вы ни были, верните мой меч.

Незнакомец повернул голову к лассу, глядя на него мудрыми серыми глазами. После усмехнулся и протянул клинок.

— Держи. Теперь это, действительно, твой меч. — Затем вновь поднял лицо к солнечным лучам и улыбнулся. — Мне он более не нужен. Оружие не должно пылиться в застенках, будто узник. Коли пламя родило клинок, стало быть, он должен служить своему хозяину.