Насмешник

Во Ивлин

В доме было много необычного и странного; одна комнатка за курительной называлась «темная кладовка» и освещалась единственным окошком с красным стеклом; когда-то в ней проявляли фотопластины. Бывшие детские отвели под чуланы. К ним, тоже находившимся на разных уровнях, надо было добираться по очень крутой лестнице, чуть ли не под крышу. В одной из оконца у самого пола был виден бак для дождевой воды, которая была ярко-зеленого цвета и покрыта густым слоем ряски.

В библиотеке книг было мало, и те не интересны мне в моем возрасте, но ряды застекленных шкафов хранили коллекцию окаменелостей, которые деду дарили шахтеры.

А еще меня восхищало освещение в доме: масляные лампы в нижних комнатах, газовые рожки в коридорах, свечи в спальнях. Уинифред Пек описывает восторг Роналда Нокса [50] и его брата, когда они впервые увидели электрический свет. Со мной все было наоборот.

Ванная комната меня и пугала, и будоражила. Она была единственной на весь дом, и готовить ванну надо было загодя, за полчаса. Это была узкая, с высоким потолком

комната без окна, свет падал сквозь фонарь наверху. Зажигалась газовая колонка «устаревшей» по нынешним временам конструкции. Комната мгновенно наполнялась паром и запахом газа, так что пламя горелки, похожее на рыбий хвост, едва освещало ее. Отсвет пламени падал на оскаленные зубы чучела обезьянки, которую когда-то привез в Англию (как я полагаю) мой двоюродный дед, и она погибла от солнечного удара, когда ее демонстрировали в Корсли на школьном празднике. Пар затуманивал застекленный ящик, в котором высоко над головой помещалась обезьянка, и ребенок видел только ее зубы, сидя внизу в быстро остывавшей воде. Конечно, зверек пугал меня, но это был приятный, так сказать, страх, то же самое я испытывал, когда тетушка Конни запевала, после моих настойчивых просьб, балладу «Лорд Рэндал» [51] . Как хорошо известно, существует множество вариантов этой баллады. Тот, что пела тетушка, был по языку наиболее близок к современному, с бесконечным числом куплетов и заставлял сердце биться от ужаса. Она садилась за раскрытый рояль в гостиной, освещенной мягким светом масляных ламп, оставлявшим глубокие тени по углам, откидывала голову и начинала завывающим голосом, словно ведьма свое заклинание:

50

Роналд Нокс(1888–1957) — писатель и богослов, прелат римско-католической церкви, одно время капеллан Оксфордского университета. Автор многочисленных сочинений на религиозные темы, известный своим переводом Библии на английский язык и «Комментариями к Новому Завету». Ивлин Во, которого Нокс назначил своим литературным душеприказчиком, написал предисловие к одной из его книг, а также его биографию («Монсиньор Роналд Нокс», 1959).

51

Наряду с «Барбарой Аллен» самая известная старинная баллада в англоязычном мире, в которой поется о смерти Рэндала, отравленного своей возлюбленной.

О, то был яд, страшный яд, Рэндал, родной, Ты умрешь, ты умрешь, мой сынок дорогой.

Не оставалось сомнений, что лорд Рэндал погиб от руки его «верной возлюбленной», а не просто съев, как следовало из других вариантов, что-то нехорошее. Сцена, где его охотничьи собаки шатаются перед тем, как упасть замертво, особенно преследовала меня, потому что в то время я любил собак. Прослушав эту балладу — а я снова и снова требовал повторить ее, я — поднимался к себе в спальню, испытывая неподдельный, но приятно щекочущий страх, и старался успокоиться перед сном, катая крохотные жемчужины из наплывов воска на подсвечнике.

В столовой всегда было полутемно, а ее стены увешаны картинами маслом. В гостиной — тесно от маленьких столиков, драпировок, ширм и шитых панно на резных ножках. Там стояло два застекленных шкафчика, заполненных всяческими «древностями» — веерами, табакерками для нюхательного табака, орехами с выпиленным узором, старинными монетами и медалями; некоторые из них ничем не примечательные, к примеру, заключенный в футляр, тщательно обложенный ватой и снабженный этикеткой обгорелый кончик трости, опираясь на которую, некий родственник совершил восхождение на Везувий, или прядь волос Вордсворта (подлинность под вопросом). Стандартный набор туристских трофеев еще не был определен; подарки, которые мой дядя Алик привозил после морских походов, были необычней и лучшего качества, нежели добыча участников современных круизов, и все это тщательно хранилось и давалось в руки только под присмотром старших, когда меня одолевала скука дождливых дней. Самым невероятным экспонатом этой коллекции была «Белая кровь» — сохраненная моим дедом проба крови пациента, умершего от какой-то формы острого малокровия. Она хранилась в стеклянном флаконе, помещенном в цилиндр из слоновой кости с завинчивающейся крышкой вместе с какими-то научными заметками, написанными неразборчивым почерком деда. Субстанция давно уже была не белой (если когда и была действительно таковой), а густой и коричневой. Когда спустя годы я, после смерти последней из теток, вступил во владение их имуществом, я тщетно пытался ощутить то мое детское восхищение.

Дом в Мидсомер-Нортоне был полон интересных запахов, не то что мой дом, где окна вечно были нараспашку, чтобы аромат отцовского табака и ингаляций от астмы, даже благоухание гиацинтов матери, вазы с которыми в пору их цветения стояли по всему дому, не проникал в комнаты. В Нортоне не водилось табаку, зато там вечно присутствовал неистребимый запах газа, масла для ламп, плесени и фруктов; в одной части дома пахло запущенной церковью, в другой — людным базаром. Собаки теток пахли сильней, чем собаки матери, у них еще был старый и злой какаду, от поддона клетки которого, пока его не вычистят, шла сильнейшая вонь. В конюшнях сохранился запах кожаной упряжи и лошадей, хотя у теток остались единственный пони и его попона. В каретном сарае несколько лет стоял и гнил брогам, издавая головокружительный запах.

Еще я обычно ездил к своей бабке со стороны Рабанов в аббатство в Бишопс-Халл. У нее я гостил тоже с удовольствием;

там тоже была конюшня, пахнувшая, как в Мидсомер-Нортоне, а еще абрикосы и фиги, дозревавшие на стенах, предметы ручной работы, привезенные из Индии. У двоюродного деда были длинная седая борода и низкий голос, что должно было производить на меня впечатление; двоюродные тетки были существа компанейские и добрые, двоюродный дядя казался мне чудаком (он восемь лет потратил на то, чтобы закончить Кембридж, пока наконец, после многих неудачных попыток, не получил диплом пастора, а там и приличный приход). Но это семейство и их дом никогда так не пленяли мое воображение.

Мои тетки Во отличались тем, что все приобретенные ими вещи имели свою присущую им особенность и были в своем роде непростыми. Как надменно сказал Маколей [52] о Строберри-Хилл [53] : «Была целая история со шнурком от дверного звонка». Тетушка Элси в последние годы жизни стала тайком раздавать эти вещи (на которые не имела законного права) разным друзьям и родственникам, испытывая явное злорадное удовлетворение, что они не попадут тем, кто не сможет их оценить в полной мере.

52

Томас Маколей(1800–1859) — английский политик, эссеист, поэт и историк, автор классической «Истории Англии» в пяти томах.

53

Строберри-Хилл(Земляничный холм) — небольшая вилла в псевдоготическом стиле, принадлежавшая Хорейшо Уолполлу (1717–1797), английскому писателю, знатоку искусств и коллекционеру, автору, в частности, знаменитого в свое время романа ужасов «Замок Отранто», с которого и пошла мода на готическую литературу.

Среди этих вещей не было ничего особенно дорогого, но все они принадлежали прошлому столетию, чем, как я уже тогда инстинктивно чувствовал, превосходили то, что имелось у меня. Большая часть мебели в доме была старой, но среди сверкающих новых вещей это не так бросалось в глаза, как в Мидсомер-Нортоне. Одно мошенничество, которое я своим подсознательным детским чувством ощутил, было связано с копией серебряного сосуда, найденного в Лейк-Вилледж в Гластонбери. Уникальный сосуд, сказали мне, сделан специально для моего деда доктором Буллидом, археологом, который проводил раскопки в том месте. Изысканной формы сосуд, но позже я узнал, что их во множестве делал серебряных дел мастер в Тонтоне. Тетки, как я думаю, в конце концов стали считать его подлинником, во всяком случае, чем-то имеющим огромную ценность. Выходя из дому, они запирали его в небольшом, обычно стоявшем пустым, несгораемом шкафу в курительной комнате.

Это не был ни Ринишоу [54] , ни Ноул [55] , а обыкновенный дом преуспевающего сельского врача викторианской эпохи. Но детской душе нет дела до цен в аукционном зале, ей не требуются огромные апартаменты, чтобы развиваться. Bric-`a-brac [56] на полках в застекленных шкафах, шеффилдский фарфор, фамильные портреты кисти неизвестных живописцев — все это способствовало развитию моего детского эстетического чувства ничуть не меньше, чем это могло бы сделать всемирно известное собрание произведений искусства, и узкие коридоры открывались передо мной, словно старинные галереи. Уверен, я любил дом моих теток потому, что меня инстинктивно влекло к особому его духу, который я теперь определяю как дух середины викторианской эпохи, а вовсе не потому, как, возможно, заявили бы психологи, что тот период ныне привлекает меня тем, что напоминает о тетках.

54

Ринишоу– Холл — в произведениях сэра Осберта Ситуэлла (см. прим. 27) — родовое гнездо героя его автобиографической серии романов.

55

Особняк в графстве Кент, Англия, со времени своей постройки в 1456 г. принадлежавший монархам и архиепископам.

56

Старинные вещицы, антиквариат (фр.).

Я был очень привязан к ним, со своей стороны, они неизменно потакали мне. В наше время незамужние тетки почти не встречаются; из своего поколения я не назову и полудюжины таких. (Я знаю многих незамужних женщин, нашедших отраду в племянниках и племянницах, но те отвергли довлеющее над ними клеймо девственниц и живут независимой общественной жизнью. По-настоящему выражение «незамужняя тетка» должно прилагаться к женщине, остающейся неотъемлемой частью семьи.) Возможно, их уничтожили Киплинг и Саки Манро [57] . В наше время среди незамужних женщин преобладают матери-одиночки. Поколение назад незамужние тетки были почти в каждой английской семье, и, несмотря на свою пресловутую нелепость, они в большинстве своем оказывали чрезвычайно благотворное влияние на окружение. Мисс Хор из Норт-Энда — блестящей тому пример.

57

Саки— псевдоним шотландского писателя-сатирика и журналиста Гектора Хью Манро (1870–1916).