Настало времечко…
Шрифт:
– А вы?
– Я, брат, еще двадцать лет назад нашел, – сказал рабочий, – ближе меня к солнцу только Бог да вон – крановщик.
Мы посмотрели еще, как он устанавливал второй кусок стены. Леня вдруг усмехнулся и пробормотал:
– Вот ведь как. И совсем не в тридесятом царстве.
А потом он сильно хлопнул меня по плечу и сказал:
– Пошли-ка, старик, в кино. Что-то мне сегодня домой не хочется.
По правде говоря, мне тоже не хотелось домой, и я сказал:
– Пошли.
Игра в бутылочку
Мы
Люська про это, конечно, знала. Но в то же время как бы и не знала. Ей сразу же передали, что мы влюблены, но сами-то мы пока ничего не говорили. Потому что не решили еще, как нам быть в таком положении.
А пока мы решали – не решали, подошел Петькин день рождения. Петька пригласил меня как лучшего приятеля и Люську Медынскую. А Люська пришла с подругой – с Вострухиной. Эту рыжую обезьяну Вострухину она везде за собой водила, как адъютанта. Непонятно, почему Люся выбрала в подруги такую кикимору. Может, для того чтобы самой выглядеть рядом с ней еще красивее. Девчонки иногда специально так делают.
Вострухина пришла и сразу начала хозяйничать как у себя дома: пирожные из холодильника таскать на стол, кресла двигать, пластинки заводить.
Петькина мать сказала:
– Ах, какая энергичная девочка! Теперь я вижу, что вы тут без меня не пропадете.
И ушла на дежурство.
А Люся сидела на стуле с таким гордым и неприступным видом, словно это она именинница, а мы все должны вокруг нее плясать.
Вострухина и правда взялась плясать. Поставила какую-то балдежную пластинку, объявила, что сама она королева твиста, и начала прыгать посреди комнаты, хриплым голосом выкрикивая разные английские слова.
Петька зазвал меня на кухню и сказал, а не попробовать ли мне влюбиться в Вострухину.
– С какой это радости? – спросил я.
– Ну… – сказал Петька. – Ведь мой же день рождения, и я Люську пригласил.
– Какой ты ловкий! – сказал я. – А через неделю у меня день рождения, я ее приглашу, а она Вострухину притащит… Тогда что, перевлюбляться будем?
А Вострухина упарилась со своим твистом, брякнулась на диван и кричит:
– Давайте в бутылочку играть!
– В какую бутылочку? – спросила Люся.
– Это такая штука… с поцелуями, – деревянным голосом объяснил Петька.
А у меня даже ладони вспотели, когда я сообразил, что если Люся согласится играть, то мы сегодня будем с ней целоваться.
– Фи! – сказала Люся презрительно. – Ну давайте… Только я, наверное, не стану целоваться.
Петька крутнул бутылку. Бутылка помелькала и остановилась горлышком в сторону Люси. Петька вытер руки о штаны и пошел к ней целоваться. Но Люся отвернула лицо в сторону и загородилась плечом.
– Ну ты че, Люсь, – сказал Петька, переминаясь. – Ведь не по правилам…
Вострухина помалкивала. Только пялила свои кошачьи глаза – что, мол, дальше-то будет? И я молчал. Не в моих интересах было уговаривать Люсю.
Игра заклинивалась…
– Ладно, Петька, – сказала Вострухина. – Можешь меня поцеловать вместо нее. – И подставила Петьке свою веснушчатую физиономию. Каждая веснушка – по гривеннику.
Петька, видать, до того обалдел, что поцеловал Вострухину. А Люся, поскольку все же на нее выпало, крутнула бутылку. Горлышко показало в мою сторону. Я от волнения подтянул живот, набрал полную грудь воздуха – так что глаза заслезились, и замер. Но Люська стала смотреть в окно с таким выражением, будто все это ее не касалось.
– Ну че вы тянете?! – заторопила нас Вострухина.
– Так… не мне же, – сказал я. – Она же… должна…
– Ох, господи! – вздохнула Вострухина. – Ну давай я тебя поцелую.
И Вострухина меня поцеловала.
А я крутнул бутылку.
Бутылка начала останавливаться против Люси, но та подтолкнула ее туфлей в сторону Вострухиной. Я хотел было возмутиться, но Вострухина сказала:
– Да ладно уж. Все равно ведь она не станет.
В общем, я поцеловал Вострухину. А Люська крутнула бутылку. Горлышко выбрало Петьку.
– Вострухина! – злорадно сказал я. – Вперед!
Вострухина быстро поцеловала Петьку, а он запустил бутылку. Горлышко показало на меня. Но я показал Петьке кулак:
– Только попробуй сунься!
– Ладно уж, Гена, – сказала Вострухина. – Давай я тебя поцелую.
Короче говоря, нацеловались мы с этой Вострухиной до офонарения.
А на другой день она раззвонила по всей школе, что мы с Петькой в нее влюблены. Дескать, вчера играли в бутылочку, выпадало все время на Люську, а мы только с ней целовались.
Мы подкараулили Вострухину после уроков.
– Вострухина! – сказали мы. – Ты че треплешься?
Вострухина сделала круглые глаза и, прямо как графиня какая-нибудь, поинтересовалась, что это мы имеем в виду.
– Ну, что мы с тобой целовались, – сказал Петька.
– А вы не целовались, да? – нахально спросила Вострухина.
– Так это в каком смысле… Это чтобы игру не испортить.
– А я вас заставляла, да? – спросила Вострухина.
Вот елки!.. Ну, была бы маленькая – надавали бы, и весь разговор. А то стоит – дылда рыжая, ресницами хлопает.
– Ты, Вострухина, дурой-то не прикидывайся! – сказали мы.
Тут Вострухина обиделась:
– Сами вы дураки! Может, я вас выручала. Чтобы вы перед Люськой зря не толклись, как два обормота. Может, мне вас жалко было.
Петька задумался.
– Интересно!.. Значит, ты, Вострухина, с нами из жалости целовалась? Только из одной жалости?
Вострухина изобразила что-то неопределенное: одновременно ковырнула ботинком асфальт, вздернула брови и повела плечом.
– А с кем же ты не только из жалости? – приставал Петька.