Настанет день
Шрифт:
Он отступил от двери.
«Пусть все идет как идет, — подумал он. — Пускай идет как идет».
Он отыскал в небе блекнущую луну и стал смотреть на нее. Не сводил с нее глаз, пока она не растаяла совсем и пока студеный ветер не пробрался ему под пальто.
Бейб Рут и пролетарская революция
Глава двенадцатая
Бейб провел утро, раздавая конфеты и бейсбольные мячи в саут-эндской школе для детей-инвалидов. Один из мальчишек, загипсованный с головы до пят, попросил его расписаться на гипсе, и Бейб поставил ему автографы и на руках, и на ногах, а потом еще вывел свое имя поперек всего туловища паренька, от правого бока до левого плеча, и все ребята смеялись, и медсестры тоже, и даже некоторые сестры милосердия из монахинь. Парнишка в гипсе сообщил Руту, что зовут его Уилбур Конелли. Он работал на ткацкой фабрике в Дэдхеме, и какие-то химикаты пролились на пол в цеху, а в их испарения попали искры от механических ножниц, вот почему Уилбур загорелся. Бейб заверил парня, что скоро тот поправится. Вырастешь и в один прекрасный день сыграешь в бейсбол в Мировой серии. И все твои бывшие начальники полопаются от зависти, ясно? Уилбур Конелли уже засыпал и лишь выдавил из себя слабую улыбку, но остальные ребятишки засмеялись и стали совать Бейбу на подпись всякие другие вещи — фотографию, вырванную из спортивного раздела «Стэндард», пару маленьких костылей, пожелтевшую пижамную рубашку.
Когда он вышел оттуда вместе с Джонни Айго, своим агентом, тот предложил заскочить в сиротский приют Святого Винсента, всего в нескольких кварталах отсюда. Не помешает, заметил Джонни: прибавится откликов в прессе, и не исключено, что это даст Бейбу решающий аргумент в очередном раунде его деловых переговоров с Гарри Фрейзи.
Но Бейб чувствовал, что устал — от переговоров, от фотовспышек, от сирот. Он любил детей, особенно сирот, но, господи боже ты мой, эти сегодняшние ребятишки, все искалеченные, переломанные, обгоревшие, они словно что-то вынули у него из души. Те, что без пальцев, никогда их не отрастят, а те, что с ожогами на лице, никогда не увидят себя в зеркале необезображенными, а те, что в инвалидных колясках, никогда не встанут поутру и не зашагают как ни в чем не бывало. И все-таки когда-нибудь их выпустят в мир, чтобы они прокладывали себе дорогу сами, и сегодня утром Бейба это ошеломило, напрочь лишило бодрости.
Так что он отделался от Джонни, сказав, что ему, Бейбу, нужно купить подарок для Элен, потому что малышка снова на него сердится. И отчасти это правда, Элен и в самом деле большая злюка, только он, честно говоря, не собирается сейчас приобретать ей подарок — во всяком случае, в магазине. Вместо этого он направился в сторону отеля «Касл-сквер». Промозглый ноябрьский ветер ронял редкие ледяные капли дождя, но в длинной горностаевой шубе ему было не холодно, он шел наклонив голову, чтобы дождь не попадал в глаза, и наслаждался тишиной обезлюдевших улиц.
В отеле Бейб прошел через вестибюль и обнаружил, что бар тоже почти безлюден. Он уселся у дверей, скинул шубу и положил ее на табурет рядом. Бармен стоял у дальнего конца стойки, разговаривая с двумя посетителями, а больше в помещении никого не было. Рут закурил сигару, разглядывая темные потолочные балки из ореха, вдыхая запах кожи кресел и размышляя, куда, черт побери, катится страна, куда подевалось ее достоинство, если теперь сухой закон — можно сказать, дело решенное. Идиоты выиграли. Они почему-то называли себя прогрессистами, хотя Рут не видел особенного прогресса в том, чтобы отказывать человеку в праве выпить или чтобы позакрывать все заведения с отделкой из теплого дерева и мягкой кожи. Черт возьми, вкалываешь по восемьдесят часов в неделю, получаешь хрен с маслом, и, кажется, самое меньшее, о чем ты можешь попросить, так это кружечка пивка да рюмка ржаного. Не то чтобы Рут когда-нибудь в жизни работал восемьдесят часов в неделю, но принцип-то общий.
Бармен, толстый мужчина с мощными усами, закрученными так, что на них хоть шляпы вешай, подошел к нему:
— Что вам угодно?
Все еще чувствуя некоторое родство с рабочим людом, Рут заказал пару пива и двойную, и бармен выставил ему кружки, а затем налил изрядную порцию виски.
Рут отхлебнул пива:
— Я ищу человека по имени Доминик.
— Он перед вами, сэр.
Рут сказал:
— Как я понимаю, у вас есть мощный грузовик с лебедкой, вы занимаетесь перевозкой тяжелых грузов.
— Совершенно верно.
В другом конце бара один из посетителей застучал ребром монеты по стойке.
— Минуточку, — произнес бармен. — Людям не терпится промочить горло, сэр.
Он двинулся к ним, выслушал их, кивнул своей большой головой, подошел к кранам, затем к бутылкам. Рут чувствовал, что эти двое смотрят на него, и тоже стал на них смотреть.
Тот, что слева, был рослый, темноволосый и темноглазый, настолько шикарный (Бейбу первым делом почему-то пришло в голову именно это слово), что Бейб даже задумался, не видел ли его в кинохронике или на страницах газет. Даже издалека видно было, что в самых простых его жестах — как он подносит рюмку к губам, как стучит сигаретой о дерево — сквозит изящество, которое, как считал Рут, свойственно исключительно незаурядным личностям.
Рядом с ним расположился какой-то плюгавенький, угрюмый тип, каштановые космы падали ему на лоб, а он нетерпеливо откидывал их назад. Маленькие глазки, маленькие ручки.
Шикарный поднял рюмку:
— Я большой поклонник ваших спортивных талантов, мистер Рут.
Бейб в ответ поднял свою и кивнул. Плюгавый к ним не присоединился.
Шикарный похлопал своего спутника по спине и произнес:
— Выпей, Джин, выпей. — У него был звучный баритон знаменитого театрального актера, легко достигающий галерки.
Доминик поставил перед ними свежее питье, и они возобновили беседу. Бармен вернулся к Руту и подлил ему виски, после чего облокотился о кассу:
— Итак, вам нужно что-то поднять, сэр, верно я уяснил себе?
Бейб отхлебнул виски.
— Верно.
— Позвольте спросить, мистер Рут, что именно?
Бейб сделал еще глоток:
— Пианино.
Доминик скрестил руки на груди:
— Пианино. Что ж, это не слишком…
— Со дна озера.
С минуту Доминик молчал. Поджав губы, он смотрел сквозь Рута и, казалось, прислушивался к каким-то загадочным звукам.
— У вас пианино в озере, — наконец заключил он.
Рут кивнул:
— Скорее даже в пруду.
— В пруду.
— Да.
— Так в озере или в пруду, мистер Рут?
— В пруду, — не сразу ответил тот.
Доминик кивнул с таким видом, словно у него уже имелся опыт в разрешении подобного рода проблем, и в груди у Рута затеплилась надежда.
— А как же, позвольте спросить, пианино ухитрилось утонуть в пруду?
Рут потер пальцами свою рюмку:
— Знаете, у нас была вечеринка. Для детей. Для сирот. Мы с женой устраивали ее прошлой зимой. А в нашем доме шел ремонт, так что мы сняли коттедж на озере, поблизости.
— Вы хотите сказать — на пруду, сэр.
— Да, на пруду.
Доминик налил себе небольшую рюмочку и опорожнил ее.
— В общем, — проговорил Бейб, — все отлично проводили время, мы купили всем этим бедняжкам коньки, и они носились по пруду — пруд замерз.
— Да, сэр, я догадался.