Настанет день
Шрифт:
— И… мм… я очень люблю поиграть на пианино. И Элен тоже любит.
— Ваша жена, сэр?
— Именно так.
— Понял вас, — ответил Доминик. — Продолжайте, сэр.
— Мы с приятелями решили вытащить пианино из гостиной и скатить его вниз по склону, на лед.
— Очень удачная мысль, сэр, не сомневаюсь.
— Так мы и сделали.
Бейб откинулся на спинку кресла и зажег потухшую сигару. Попыхивал ею, пока не раскурил как следует, затем отхлебнул виски. Доминик поставил перед ним очередное пиво, и Бейб кивнул. С минуту никто из них не проронил ни слова, и слышно было, как двое у противоположного конца стойки толкуют о каком-то отчужденном труде и капиталистической олигархии, но Бейб ничего не понимал, словно они говорили по-древнеегипетски.
— А вот одного я, признаться, не могу взять в толк, — заметил Доминик.
Бейб подавил в себе желание съежиться на своем сиденье.
— Чего именно?
— Значит, вы его выкатили на лед. И что же, лед треснул и оно отправилось ко дну вместе со всеми этими ребятишками и их коньками?
— Нет.
— Нет, — тихо повторил Доминик. — Полагаю, о таком событии я прочел бы в газетах. Но тогда у меня возникает вопрос, сэр: каким образом оно провалилось под лед?
— Лед растаял, — быстро ответил Рут.
— Когда?
Рут глубоко вздохнул:
— По-моему, в марте.
— Но ваша вечеринка?..
— Была в январе.
— Итак, пианино простояло на льду два месяца, прежде чем утонуло.
— Я к этому и веду, — объяснил Бейб.
— Безусловно, сэр. — Доминик пригладил усы.
— А владелец впал в бешенство. Просто вне себя был. Хотя я и заплатил за эту штуку.
Доминик побарабанил толстыми пальцами по стойке.
— Но если за него заплатили, сэр…
Бейбу захотелось удрать из бара. Эту часть рассказа он еще не до конца продумал. После той истории он привез по новому пианино и в съемный коттедж, и в их отремонтированный дом на Даттон-роуд, но всякий раз, когда Элен смотрела на новенький инструмент, она бросала на Рута взгляд, из-за которого он чувствовал себя боровом, хрюкающим в собственном дерьме. С тех пор как в доме поселилось другое пианино, ни Бейб, ни Элен так и не играли на нем. Ни разу.
— Я решил, — произнес Рут, — что если смогу вытащить пианино из озера, то…
— Из пруда, сэр.
— Из пруда. Если я сумею достать пианино обратно и, ну, отреставрировать его, это станет отличным подарком моей жене на годовщину.
Доминик кивнул:
— Какую годовщину вы имеете в виду, позвольте спросить?
— Нашей с ней свадьбы. Пятую.
— Но ведь обычно считается, что на пятую годовщину свадьбы следует преподносить что-нибудь деревянное?
Бейб немного помолчал, обдумывая это соображение.
— Оно ведь из дерева, — наконец ответил он.
— Ваша правда, сэр.
Бейб добавил:
— И у нас есть время. Еще полгода.
Доминик налил им по рюмке и поднял свою:
— За ваш несокрушимый оптимизм, мистер Рут. Благодаря ему наша страна и стала такой, какова она сейчас.
Они выпили.
— Вы когда-нибудь видели, что вода делает с древесиной, сэр? И с клавишами из слоновой кости, со струнами и прочими нежными деталями пианино?
Бейб кивнул:
— Знаю, это будет нелегко.
— Нелегко, сэр? Я не уверен, что такое вообще возможно. — Он наклонился к нему, опершись на стойку. — У меня есть двоюродный брат. Он занимается землечерпательными работами. Почти всю жизнь на морях. Что, если сначала мы хотя бы установим месторасположение пианино, выясним, насколько глубоко оно залегает в озере?
— В пруду.
— В пруду, сэр. А когда мы это узнаем, то уже получим некую отправную точку, мистер Рут.
Бейб поразмыслил и затем кивнул:
— Во сколько мне это обойдется?
— Пока я не поговорил со своим кузеном, не могу вам сказать точно, однако думаю, что это будет несколько дороже, чем новое пианино. Впрочем, может быть, и дешевле. — Он пожал плечами и развел руками, показав Руту пустые ладони. — Так или иначе, я не могу назвать вам точную сумму.
— Конечно.
Доминик взял листок бумаги, записал на нем телефон и протянул Руту:
— Это номер бара. Я работаю здесь ежедневно, с полудня до десяти. Свяжитесь со мной во вторник, сэр, к тому времени я узнаю для вас подробности.
— Спасибо. — Рут убрал бумажку в карман, а Доминик вновь отправился к другому концу стойки.
Он еще немного выпил, покурил сигару. За это время пришли еще несколько мужчин, присоединившись к тем двоим, послышались новые заказы на выпивку и тосты за высокого и шикарного, которому, судя по всему, скоро предстояло выступить с какой-то речью в баптистской церкви Тремонт-Темпл. Похоже, рослый был какой-то знаменитостью в своем кругу, но Рут никак не мог определить, в каком именно. Ну и не важно. Сидя здесь, он ощущал тепло, уют, защищенность. Ему нравились бары, где свет приглушенный, дерево темное, а сиденья обиты мягкой кожей. Образы детей-инвалидов постепенно стирались, и в конце концов ему стало казаться, что с утра прошло уже несколько недель.
Это время, с середины осени и до конца зимы, он всегда переносил тяжело. Он не знал, что делать, не мог сообразить, чего от него ждут, когда нет мячей, которые надо отбивать, нет коллег-игроков, чтобы с ними потрепаться. Каждый день, с самого утра, перед ним вставали вопросы, как ублажить Элен, что поесть, куда пойти, чем заполнить время, что надеть.
Вот наступит весна, появится чемоданчик с одеждой для поездок, и стоит лишь оказаться перед своим шкафчиком в раздевалке, как уже знаешь, что на себя натянуть; там будет висеть его форма, только-только из прачечной, обслуживающей их команду. Его день распланируют за него: или игра, или тренировка; а может быть, Шишка Джордан, секретарь «Сокс», отвечающий за переезды команды, укажет ему на такси, а такси доставит его к поезду, а тот отвезет в город, где им предстоит выступать. И все заранее устроено. Его имя всегда заранее вписано в гостиничную книгу, и носильщик сразу возникает рядом, чтобы взять у него багаж. А вечерами парни поджидали его в баре, и весна спокойно перетекала в лето, и лето распускалось ярко-желтыми и пронзительно-зелеными тонами, и в воздухе стоял такой замечательный запах, что даже хотелось плакать.