Настоящая фантастика - 2009
Шрифт:
Грохнул выстрел. И что-то светлое, похожее на яичный желток, брызнуло на пол и стены.
Фиделя стошнило прямо на сапоги одного из конвоиров. Тот не остался в долгу и от души врезал массивным кулаком пленника по подбородку. Неугомонное племя первобытных троглодитов снова застучало деревянными дубинами в мозгу Фиделя.
А осатаневший гансанос, только что разнесший Марте голову, подскочил к Фиделю, схватил за горло и принялся душить.
— Грязная кубинская свинья! Ты подохнешь, как бродячая собака! Смотри, что стало с твоей шлюхой! Теперь она не будет с тобой спать. И ты сам больше не сможешь спать с женщинами! Я отстрелю
Фидель даже при всем желании не смог бы сказать, где тот находится.
Дальнейшее он помнил плохо. Его снова повалили на пол, и удары посыпались на него один за другим. Били кулаками, сапогами, какими-то палками. И тело превратилось в одну большую, как вселенная, боль.
Спасение пришло, когда тьма поглотила его сознание.
Наверное, сознание снова решило отделиться от тела и отправиться путешествовать.
Он смотрел на себя как бы со стороны и видел молодого импозантного мужчину — лет тридцати-тридцати трех. Возраст Христа — пора свершений!..
Он ехал на нагретой январским солнцем броне танка впереди Повстанческой армии.
Он входил в Гавану — входил победителем. Разве мог он об этом мечтать всего пять лет назад, когда во главе смельчаков, готовых на все, даже на смерть, высаживался с борта яхты «Гранма» на восточное побережье Кубы, где горы Сьерра-Маэстра вплотную подступают к морю.
Входил в Гавану 1 января 1959 года. Начинался Новый год, который стал началом его триумфа.
Восторженные толпы кубинцев встречали его. Встречали радостными криками, как когда-то в Риме встречали триумфаторов…
Сознание все-таки решило вернуться в избитое тело. Но возвращалось оно очень медленно, нехотя, ибо уже было ясно, что это тело не приспособлено для жизни. А здесь, среди серых теней, немало тел, которые еще могут сгодиться лет этак на тридцать — сорок…
Но он вспомнил лицо Марты, обезображенное побоями. Вспомнил вкус ее ласковых губ. Сладкий вкус губ любимой женщины. Вкус счастья и нежности. Его ладони ощутили маленькую грудь девушки…
А глаза увидели череп, разлетающийся на части. И что-то янтарно-желтое на полу и стене.
— Марта, — прошептал он. — Марта… — Кажется, он бредил.
Но это означало только, что он решил вернуться…
Когда он открыл глаза, то увидел склоненную над собой седую голову незнакомого мужчины.
— Живой… — услышал он, но не знал, радоваться этим словам или огорчаться.
Тот, кого называли Фиделем, до сих пор не знал, жив он или мертв, в голове отбойными молотками стучали шахтеры, вгрызаясь в пустую горную породу. Они сменили племя голодных троглодитов, которым так и не удалось достать из ловчей ямы мамонта, и они вымерли. Зато шахтеры работали так настойчиво, что казалось, еще немного — и голова Фиделя разлетится осколками пустой породы.
Фидель вспомнил внезапно Марту, и его вырвало.
Не было сил отвернуться от собственной вонючей блевотины, смешанной с кровью.
Старик, охая, сел рядом.
— Марта — это твоя девушка? — участливо спросил он.
— Да… — прохрипел Фидель. — Ее убили…
Он не понимал, откуда у него находились силы не только жить, но и говорить.
Старик тяжело провел дрожащей рукой по волосам Фиделя.
— Мою
— Вы… писатель?
— Да, когда-то я им был. Я писал книги. Наверное, это были хорошие книги. Но гансанос ненавидят писателей. Они ненавидят книги. Они сломали мне правую руку, раздробили тисками пальцы. Мне сказали: «Ты больше никогда не будешь писать…» Тебя как зовут, парень?
— Фидель.
Он решил не скрывать свое настоящее имя. Теперь, когда не было Марты, а смерть могла показаться избавлением, уроки Че уже не имели никакого значения.
— Хорошее имя, — улыбнулся старик. — В переводе на английский — «верный». А меня ты можешь звать Хэм. Папаша Хэм. Во всех кабаках Гаваны я был когда-то известен под этим именем. Слышал?
— Нет.
— Наверное, ты не ходил по кабакам, — усмехнулся Хэм. — И книг моих ты тоже не читал?
— Не читал…
— Ничего, у тебя еще все впереди, сынок, еще прочитаешь… Скажи мне, Фиделито, какое сегодня число?
— Сколько дней я уже здесь?
— Тебя привели позавчера.
— Значит, третье июля…
Хэм шумно заворочался в своем углу.
— День, когда в городе идет дождь, — тихо сказал он.
— Что? — не понял Фидель.
— Ничего, сынок. Просто мысли, которые тебе не понять… — Хэм вздохнул. — Меня взяли сразу, как только пришли немцы. Я сижу здесь уже пять месяцев. Вначале мне предлагали сотрудничество. Недоноски! Я ненавижу их Гитлера! Я ненавижу фашизм!.. Ты, парень, наверное, тоже ненавидишь этих уродов, раз составляешь мне компанию?
— Я был в подполье, — решил признаться Фидель.
Это было нарушением всех неписаных правил конспирации. Но Фидель не мог поступить иначе — он поверил этому незнакомому старику, писателю, книг которого не читал и, скорее всего, никогда уже не прочтет.
— Мы клеили листовки, убивали немцев, — признался Фидель.
— Тоже дело, — улыбнулся Хэм. — Ты молодец, парень! Когда я выйду отсюда, то обязательно напишу про тебя книгу. Потому что ты настоящий мужчина. Мы еще посидим с тобой в баре в Марианао, Фиделито, и выпьем по стаканчику виски! А потом я напишу про тебя книгу. Когда Куба станет свободной. Когда Гитлеру выбьют все зубы. Да, это будет великая книга! Я уже вижу ее сюжет. Я придумал и название. Моя первая книга, которая будет написана, когда закончится война, будет называться «Остров Свободы». И она расскажет о свободных людях свободного острова, которые не смирились с гансанос…
Что-то толкнулось в голове Фиделя. Он вспомнил свой странный полусон-полузабытье.
Не сон даже — какой-то дикий бред: где он входит в Гавану во главе Повстанческой армии, и Батиста бежит в США. Наверное, что-то нарушилось в голове Фиделя от постоянных избиений, ведь Батиста призвал кубинский народ к борьбе с гитлеровской оккупацией… зачем же его свергать? И каким образом он, Фидель, сумел возглавить целую армию?
Размышлять о таких пустяках было тяжело — голову раскалывали молоточки шахтеров. Но где-то в глубинах подсознания всплывали гордые слова — «Остров свободы». И они отнюдь не были связаны с освобождением Кубы от немецкой оккупации.