Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
Красивая легенда, которая могла бы стать сюжетом для романа Делины Русо.
Красивая – но всего лишь легенда.
В которую тем не менее очень хочется верить…
14 января 2141 г.
Станислав Бескаравайный
Гутенбергские пророки
Многие обычаи уходят в прошлое незаметно. Они мастерски описаны классиками, детям про них рассказывают в школах. Каждый знающий человек – а кто теперь не знающий? – готов рассказать что-то интересное. Но сегодня мало кто засылает сватов. Умелый всадник стал редкостью. Если же обыкновенному прохожему дать в лицо – в ответ не услышишь вызова на дуэль.
Время от времени надо оглядываться, свежим глазом рассматривать привычные вещи, которые перестают быть неизменными маяками в сумраке будней.
Один из таких меняющихся ориентиров – фантастика гутенбергских пророков. Слишком мы привыкли
Визионеры существовали всегда. Не было в жизни человечества ни одного дня, когда бы кто-то не прозревал судьбу следующих поколений. Люди, которые видели во сне будущее, и эти видения – не просто калейдоскоп искаженных воспоминаний, не галлюцинации, даже не обман простодушных слушателей. Это действительно образы грядущего – каким оно станет или может стать.
Естественно, в природе всегда есть множество ограничений. Визионеры наблюдают никак не завтрашние события. Видеть грядущее можно лишь глазами своих детей, внуков и правнуков. Наблюдать можно лишь то, что видят потомки. В сознании не всплывает никаких воспоминаний или подсказок. Спящий будто подглядывает сквозь дыру в театральном занавесе: на сцене расставляют мебель, а что за пьесу будут играть, и не угадаешь. Казалось бы, это должно обеспечивать подлинную беспристрастность восприятия. Но уж таковы особенности психики, что люди лучше всего видят то, что понимают – потому в грядущее можно заглянуть не раньше, чем ребенок начнет сколько-нибудь осмысленно воспринимать окружающее. Пять-шесть лет. И не позже чем на полтора столетия, когда доля крови визионера станет слишком малой в его потомстве. Лучшие, самые подробные видения охватывают второе-третье десятилетие от момента «сейчас».
Вопрос с потомством – весьма щекотлив. Попытки его решения приносят в философию проблематику потенциального и актуального будущего. Есть классический набор мифов. Покарание Ниобы, которую боги к вечеру лишили всех детей, хотя утром она видела счастливую жизнь правнуков и горячо рассказывала всем окружающим, как счастливы и могущественны будут люди. Во всех церковно-приходских школах рассказывают историю Авраама, который пророчествовал, не имея детей еще на восьмом десятке лет, а потом произвел на свет Исаака. А есть куда более близкая и печальная история бедствий философа Абеляра. Лучший из визионеров своего времени, который мог бы стать пророком, он был кастрирован и утратил видения.
Когда-то считалось, что свободу от будущего визионер обретает, только утратив с ним связь, – лишь совершенно ничего не зная о завтрашнем дне, можно быть свободным в принятии решений. Потому Аполлон украл сына, прижитого с Кассандрой – та не могла убить свое дитя, чтобы избавиться от видений поругания родного города.
Древние ошибались. Одно дело видеть грядущее, другое – его создавать.
Для человека истинная связь будущего и настоящего заключена не в самих видениях. Она в развилках, которые предваряют наступление каждого следующего дня. И с ними проблем куда больше, чем со слепым Роком.
Есть мгновения, когда бабочка движением своего крыла направляет историю в другое русло, когда судьба гигантских сил, столкнувшихся на поле боя, зависит буквально от единственного солдата. Никакое планирование невозможно в тот миг. И есть вполне рутинное, каждодневное принятие решений, в процессе которого государи и простые крестьяне определяют свое будущее. Это столь привычные действия, с такими предсказуемыми результатами, что никому и в голову не придет говорить о случайностях.
Знания и возможности превращают человека из игрушки судьбы в хозяина собственной жизни. Правда, у визионеров есть лишь знания – почти без сил. Они как хорошие поэты – немногочисленны, порой мало уважаемы и вечно окружены причитаниями, что вся лучшая поэзия осталась в прошлом. Они словно зрячие паралитики в стране слепых бегунов. А сила и возможности отдавать приказы – у людей власти, таких могущественных и порою «незрячих».
Пророки – люди совсем другого калибра. Суть их действий проста, как взятие кредита на развитие производства. Чтобы изменить будущее, надо о нем рассказать – и чем больше людей о нем услышат, тем больше сил соберется под рукой пророка, чтобы изменить ход вещей [3] . Если удалось собрать достаточно сторонников и воздействовать на настоящее, изменить будущее, – люди могут понять это. Спасенные от голода благодаря сделанным запасам, победившие в сражении благодаря указанному времени для начала битвы. Тогда влияние пророка неизмеримо возрастает. Он продолжает прозревать будущее, может изменить его, изрекает новые предсказания – и новые последователи
3
«Под рукой пророка» – формулировка означала передачу власти над будущим, но не над настоящим. Разделение полномочий бывало весьма запутанным, но исключения остались в истории. Таким стал Магомед – поэт, который взял власть в нескольких городах, но запрещал записывать свои рифмованные проповеди – их требовалось учить наизусть.
Пророки тоже были всегда.
Порой сами плохо понимали, чего они хотят, изменяя грядущее.
Фрезер в «Золотой ветви» дает описание нескольких случаев самоистребления африканских племен – в попытках спастись от будущих войн или бедствий дикари убивали какое-то количество сородичей («детей злых духов»), становилось еще хуже, требовалось убить еще больше людей, и так до конца, пока единственный оставшийся в живых (именно пророк) не засыпал в порушенной деревне спокойным сном. Сейчас такие истории тоже случаются. Нильс Кинг прославился романом «Ненужные вещи», в котором фактурно передал историю самоедства в маленьком городке. Паутина мелких краж и обид, которая неспешно плелась год за годом, в будущем могла обернуться разве что парочкой убийств. Местный шериф, обретя пророческое видение, попытался поговорить с потенциальными преступниками, припугнуть их. Но проявил неосторожность, слишком громко заявил о своих возможностях. В результате – началась цепная реакция. Каждый из обитателей Блэквуда решил опередить соседей, первым предъявить счет к оплате, пока шериф еще не разобрался со своим даром. Мрачная фантазия Кинга имеет множество случаев-прототипов. Малая группа людей в критической ситуации – смертельно опасное окружение для визионера. Терпящие бедствие корабли, голодающие зимовья, окруженные батальоны. Там плохо и обычному человеку, но стоит заикнуться о своих возможностях, пусть даже обещав самый лучший исход, убьют.
Всякой антиутопической традиции противостоит традиция оптимистическая, легкая, жизнерадостная. Легенды о счастливой долине, правитель которой предвидит все внешние угрозы и тем уберегает подданных, – подлинный бродячий сюжет, который встречается в мифологии практически всех народов. Тот же Фрезер подробно рассказывает, как эта легенда у древних евреев трансформировалась в «эпоху патриархов» – когда невозможно уже было прятаться по долинам, и пророки (в молодости перепробовав разные пути к успеху) постепенно учились перестраивать народ сообразно вызовам времени. Книжная фантастика не забыла утопический сюжет: и в «Потерянном горизонте» Дж. Хилтона, и в «Бухтарминской волюшке» В. Галкина – надежно огороженной от мира страной управляет пророк. Время будто застыло там, и ничто не угрожает привычной идиллии. Герой волен остаться или попробовать вернуться на родину [4] .
4
Тут мы сталкиваемся с одной из почти безотказных «примет эпохи», которыми снабжает нас литература. Если Zeitgeist (дух времени) требует перемен и автор чувствует в себе силы для новой жизни, то герой непременно убьет патриарха – только так можно сдвинуть время. И в Шангри-Ла, и в Стране Кукуанов, и даже в Эльдорадо – пришельцы убивали стариков-пророков. Была тому причиной любовь или жажда золота – совершенно неважно. Если же у автора надежды на благоприятные перемены никакой нет, то герой всеми силами стремится в такую долину, готов перенимать тамошние обычаи. Это может быть лес Элдвуд, который охраняется эльфийским камнем сна, алтайское Беловодье или парижские подземелья.
Однако же проблема полезности, благости пророчеств – требует отдельного разговора [5] . Куда важнее – возможности пророков.
Пророки древности были ограничены силой собственного голоса. Последователи могли пересказать их слова, но чем длиннее цепочка пересказа – от одного слушателя к другому, тем меньше сила пророчества – тем более стирается впечатление от свершившихся предсказаний.
И как быть, если твой голос слышен лишь в единственной лавке?
Визионер, появившийся на свет в царской семье, – почти готовый пророк. Его слова услышат, его приказам будут повиноваться. Не во всем. Ведь молодой царь должен вести к подвигам и славе, к добыче и завоеваниям. Если он сворачивает с этого пути, как Сиддхартха, подданные начинают заниматься своими делами, и лишь горстка учеников может верить основателю нового культа.
5
Обычно рекомендуют почитать «Благие намерения» Н. Геймана, Т. Прачетта, «Завтрашний мотылек» Р. Брэдбери – юмористическое и трагическое представление о неожиданных последствиях пророчеств.