Настоящая крепость
Шрифт:
Слава богу, я так и не женился, - подумал Хоуэрд.
– Может быть, это был еще один способ, которым у меня было меньше веры, чем у Сэмила, потому что я никогда не был готов доверять Богу настолько, чтобы отдать этих заложников кому-то вроде Клинтана.
– Я так понимаю, Корис прибыл сегодня вечером, - сказал он вслух, и Сэмил слабо улыбнулся очевидным попыткам своего младшего брата найти что-то "безопасное" для разговора.
– Да, так я слышал, - ответил он и покачал головой.
– Должно быть, это было кошмарное путешествие в это время года.
– Уверен, что так оно и было, но сомневаюсь, что эта мысль особенно беспокоила Клинтана или Тринейра, - кисло сказал Хоуэрд.
– Полагаю, мы должны быть благодарны, что они
– Уверен, что они не видели в этом необходимости, - пожал плечами Сэмил.
– Он всего лишь маленький мальчик, Хоуэрд. По крайней мере, в течение следующих нескольких лет Дейвин будет делать то, что ему говорят старшие, просто потому, что он привык это делать. Я полагаю, Клинтан считает, что у него достаточно времени, чтобы... впечатлить его реалиями своего положения, скажем так, прежде чем он станет достаточно взрослым, чтобы превратиться в упрямого молодого князя.
– При условии, что он и Тринейр вообще позволят мальчику вырасти.
– Тон Хоуэрда был резким, горьким, но в нем было меньше горечи, чем в его глазах.
– Если предположить, что да, - вынужден был уступить Сэмил.
– Я молился об этом. Конечно, я был бы настроен более оптимистично, если бы не казалось таким очевидным, что Бог решил позволить всему идти своим чередом.
Мышцы челюсти Хоуэрда снова напряглись, когда он подавил очередной приступ гнева. Тем не менее, как неоднократно указывал Сэмил, Бог не дал бы человеку свободу воли, если бы не ожидал, что тот ею воспользуется. И это означало, что те, кто решил творить зло, могли творить зло. Что автоматически подразумевало, что другие люди - и даже маленькие мальчики - могли и будут страдать от последствий этих злых действий. Без сомнения, все это действительно было частью великого Божьего плана, но были времена - как сейчас, - когда это казалось излишне тяжелым для жертв.
– Что ж, надеюсь, что Корис так умен, как я всегда слышал, - сказал Хоуэрд через мгновение.
– Этому мальчику - и его сестре - понадобится все, что они смогут найти, если они хотят выжить.
На этот раз Сэмил только кивнул, и его глаза на мгновение смягчились от любви. Так похоже на его брата, - подумал он, - беспокоиться о маленьком мальчике и девочке-подростке, которых он даже никогда не видел. В нем был храмовый стражник, драчливая, защитная жилка, которая заставила его служить Богу сначала мечом, а только потом сердцем и разумом. Он был рад, что Хоуэрд уже знал, как глубоко он его любит, что никому из них не нужно было говорить это в это время, в этом месте.
– И на этой ноте, - сказал Хоуэрд, взглянув на часы на стене - часы, которые, как и все другие часы в Храме, всегда показывали идеальное, точно синхронизированное время, - а затем поднялся со стула, - Боюсь, мне пора идти. У меня есть пара поручений, которые мне нужно выполнить сегодня вечером.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– спросил Сэмил, и Хоуэрд снова фыркнул, на этот раз гораздо мягче.
– Ты можешь не поверить в это, Сэмил, но уже много лет я сам застегиваю свою рубашку и завязываю шнурки на своих ботинках.
– Замечание принято.
– Сэмил тихо хихикнул.
– И я знаю об этом. Так что иди и займись своими делами. Завтра вечером поужинаем у тебя дома?
– Годится, - сказал Хоуэрд, затем кивнул своему брату и ушел.
***
– Аааааааххххх-чххеее, ву-ву-ву!
Чихание, казалось, снесло верхнюю часть головы викария Робейра Дючейрна. Даже священные, всегда удобные помещения Храма, казалось, не могли победить обычную простуду. Это была третья простуда, которую Дючейрн уже пережил этой зимой, и она выглядела хуже, чем любая из ее предшественниц.
Он задержался достаточно надолго, чтобы достать носовой платок и высморкаться - воспользовавшись возможностью одновременно оправиться от чихания, -
Люди, которые ждали его, все отчитывались перед ним и не могли начать что-то без него. И не то чтобы он действительно с нетерпением ждал совещания, если уж на то пошло. Казначейство теряло деньги с тех пор, как королевство Чарис отбило первоначальную атаку на него, и он не видел, чтобы эта ситуация улучшилась в ближайшее время. Особенно с учетом того удара, который понес денежный поток Церкви. Мало того, что королевства Чарис и Чисхолм, а также княжества Эмерэлд и Корисанда - не говоря уже о великом герцогстве Зибедия - внезапно перестали платить десятину (которая в случае Чариса была очень большой десятиной), но неустанное уничтожение торговли их врагов нанесло серьезный ущерб экономике этих врагов. И по мере того, как их экономики замедлялись, падала и их способность выплачивать десятину. Согласно последним оценкам Дючейрна, денежный поток от ежегодной десятины материковых королевств сократился примерно на десять процентов... а общая десятина, включая ту, которая должна были поступать с земель, ныне восставших против Матери-Церкви, сократилась более чем на треть. К счастью, у Церкви было так много других прибыльных источников дохода, но все же был предел тому, сколько слабины можно было выжать из этих других источников. Впервые на памяти смертных Церковь Ожидания Господнего тратила деньги быстрее, чем получала, и подобные вещи не могли продолжаться вечно.
Что, к сожалению, казалось, было трудно понять некоторым из его коллег.
Выражение его лица потемнело, когда он подумал об этих других коллегах. Ни Тринейр, ни Клинтан не упоминали ему, что сегодня утром они намеревались "взять интервью" у графа Кориса. Он был вполне уверен, что у него есть источники, о которых ни один из этих двоих не подозревал, но он не собирался рисковать, раскрывая существование этих источников, бросая вызов своим "коллегам" в том, о чем он ничего не должен был знать. Он сомневался, что кто-либо из них был бы готов сделать из этого проблему, если бы он внезапно появился на их "собеседовании", но все же он был совершенно уверен, что они намеренно рассчитали время так, чтобы оно просто совпало с его уже запланированной встречей. Оба они, каждый по своим причинам, сочли бы решительно нежелательным присутствие Дючейрна на обсуждении, которое они имели в виду.
И это, к сожалению, четко подчеркивало различия между ним и ними... и опасности, подстерегающие его из-за этих различий.
Он сделал паузу, глядя в окна, которые занимали полностью одну сторону коридора. Снегопад прекратился вскоре после рассвета, и яркий солнечный свет искрился и отражался от новых, более глубоких слоев белого без следов, которые покрывали территорию Храма. Однако мистический, небьющийся, идеально изолированный кристалл окон приглушал снежный блеск, а первозданная чистота ледяной перспективы заставляла его остро ощущать теплый воздух, мягко движущийся вокруг него.
И заставило его подумать обо всех людях за пределами Храма, особенно о многочисленных бедняках города Зиона, которым тоже было совсем не тепло и не уютно в это морозное утро. Это была еще одна мысль, которой он не был готов поделиться со своими бывшими коллегами по храмовой четверке. Не потому, что они еще не поняли, что это пришло бы ему в голову, а потому, что это не принесло бы никакой пользы и могло бы принести довольно много вреда.
Замсин Тринейр просто посмотрел бы на него с некоторым нетерпеливым непониманием. Если канцлер Церкви Ожидания Господнего вообще когда-либо думал о бедных Зиона, то, несомненно, должен был вспомнить отрывок из Книги Лэнгхорна, в котором архангел предупреждал, что бедные всегда будут с ними. Если этого было достаточно для Лэнгхорна, то и для Тринейра этого было достаточно.