Настоящая любовь и прочее вранье
Шрифт:
Наконец, поняв, что дело плохо, мрачно повертела в руках свитер. Похоже, шансов не было: мало пятна, теперь свитер стал совершенно мокрый, а мне не во что переодеться. Даже пальто я свернула и запихнула во внешний карман сумки, перед тем как сдать в багаж. Вопрос был в том, как добраться до магазинчика сувениров, чтобы купить майку с видом Лондона и поскорее натянуть на себя. Но для этого либо пришлось бы выйти прямо в лифчике, либо натянуть мокрый, грязный, ставший совершенно прозрачным от воды свитерок. В любом случае меня арестуют за непристойный вид.
И тут я вдруг вспомнила… светящаяся толстовка с оленем, так и оставшаяся лежать на дне сумки,
Я поспешно вытащила толстовку, натянула на себя и, всячески избегая смотреть в зеркало – просто храбрости не хватало, – швырнула погубленный свитер в урну. Посмотрела на часы, чтобы узнать, хватит ли времени добежать до сувенирного магазина (лучше носить простую хлопковую футболку с Биг-Беном, чем Красный Кошмар), и тихо выругалась, сообразив, что посадка уже началась, а я даже не добралась до нужного выхода. И вообще, если я не хочу опоздать, нужно было мчаться со всех ног: не слишком приятная мысль, учитывая, что на мне сапожки на трехдюймовых каблуках, скорее модные, чем практичные.
Я ринулась к выходу, припустив еще пуще, когда услышала последнее объявление своего рейса. И едва успела, прибыв к выходу с ноющими ногами и красной физиономией. Контролер оторвала часть талона и погнала меня на самолет. Секунду спустя я уже протискивалась мимо стюардесс, выискивая свое место, которое… о, черт!., оказалось в середине ряда из пяти кресел. Но это было еще не все! Ряд располагался в самом хвосте, где, как мне известно по огромному опыту, воняет хуже всего благодаря близости туалетов и постоянному курсированию пассажиров взад-вперед. А единственное свободное место было между членами гнусной семейки, опрокинувшей мне на свитер диет-коку! Полный комплект: родители Глупы, втиснутые в кресла, как сосиски, с одной стороны, и Глуповы детки, уже успевшие подраться, – с другой.
– Господи, только не это! – прошептала я и уже громче обратилась к старшим Глупам:
– Мне нужно пройти на свое место.
– Мы только устроились, – ответствовал мистер Глуп.
– Да, обойдите с другой стороны, – добавила его жуткая женушка.
Я молча смотрела на них, пораженная ничем не вызванной грубостью.
– Может, вы подвинетесь и дадите мне сесть у прохода? – спросила я, наконец.
– Ну, уж нет! – фыркнула мамаша, похоже, вполне понимавшая, что за дьявольское отродье она растит.
– Мы специально попросили места у прохода. Вам следовало бы сделать то же самое, – просветил меня мистер Глуп.
И тут меня захлестнула волна слепящей ярости, абсолютно неуместной в этой ситуации. Казалось бы, стоило ли злиться на этих ничтожеств? Но если бы на рентгеновском контроле не конфисковали мои маникюрные щипчики, я бы поддалась соблазну выколоть Глупам глаза.
– В таком случае вынуждена протиснуться мимо вас, – проскрежетала я и в два счета расчистила себе дорогу: нелегкая задача, учитывая их объемы. При этом я случайно наступила на ногу миссис Глуп. Она завопила так, словно я вонзила нож в ее ожиревшее сердце.
– Сами виноваты! – рявкнула я, падая в кресло и попутно сбивая руку девчонки Глупов с нашего общего подлокотника. – Просила же пропустить меня, а вы отказались! Знаете, от вежливости и приличных манер еще никто не умер!
Миссис Глуп проигнорировала меня и, повернувшись к мужу, принялась ныть, что палец на ноге ужасно болит, должно быть, сломан и, если это так, нужно немедленно подать на меня в суд.
– Нет, хуже уже ничего быть не может, – громко объявила я, покачивая головой. Но, как оказалось, ошиблась.
В тот момент, когда мы пролетали над Гренландией и я, невзирая на бесконечные перепалки моих гнусных соседей, каким-то чудом заснула, Глупова девица неожиданно вонзила острый локоть мне в бок.
– Ой! Какого хрена? – разозлилась я.
– Классно выражаетесь. Она хочет поговорить с вами, – ухмыльнулась девица, показывая на стюардессу, с оскорбленным видом маячившую в проходе.
– Что?! – раздраженно рявкнула я.
– Пассажиры жалуются на свет, – прошипела стюардесса.
– Свет? – удивилась я.
– Ваша кофточка освещает весь салон, а люди пытаются уснуть или посмотреть фильм. Иллюминация им мешает, – пояснила она, показывая на мою грудь.
Я опустила глаза. Точно. Каким-то образом чертовы лампочки на чертовом олене включились, и салон стал похож на казино в Лас-Вегасе.
– Вы не можете выключить это? – выпалила стюардесса, окончательно потеряв терпение.
Почему стюардессы в эконом-классе так нетерпимы, в то время как их коллеги в бизнес-классе ведут себя, словно выпускницы «Школы обаяния»? [20]
20
Курсы, где учат держаться в обществе, вести себя, одеваться и т. д. Обычно готовят манекенщиц
– Понятия не имею, – вздохнула я, уставившись на бегущие огоньки и гадая, в каком именно месте может находиться заветная кнопка, хотя, в сущности, мне было абсолютно наплевать. В моем теперешнем состоянии я уже ни о чем не волновалась. Фуфайка, разъяренная стюардесса, кошмарная семейка Глупов, какая-то липкая гадость на правом рукаве, которой явно не было перед тем, как я задремала… не все ли равно! Похоже, меня сослали в тот круг ада, где обречены гореть вероломные друзья, так что не было смысла расстраиваться из-за мелочей.
Если я надеялась, что дома мне станет легче, то, войдя в квартиру, не почувствовала ничего, кроме жестокого разочарования. Потому что испытывала только одно чувство – одиночество… вернее, усталость и одиночество (после того как меня разбудили, отродье Глупов провело остаток пути в драках и ссорах из-за того, кто будет играть в дурацкий «тетрис» с громкой пищалкой и световыми эффектами; поразительно, что пассажиры, жаловавшиеся на мою фуфайку с подсветкой, абсолютно не обращали внимания на яростную схватку, сопровождаемую членовредительством). Так что о сне не могло быть и речи. Я столько лет страдала от причуд многочисленных соседок, что считала жизнь в одиночестве, пусть и в тесной квартирке, высшей степенью роскоши. В тех редких случаях, когда становилось совсем одиноко, на помощь приходил Макс, всегда готовый пригласить меня на ужин или просмотр взятой напрокат кассеты. Но сегодня у меня не было сил работать кулаками, пока он изволит открыть дверь, не говоря уже о том, чтобы вызвать его на откровенную беседу обо всем, что случилось между нами до моего отъезда. Я хотела знакомой легкости в общении и… невыносимо нуждалась в семейной обстановке. Нет, совсем не обязательно было оказаться в кругу моей семьи: последний раз мы были вместе, когда выносили из дома вещи, которые хотели взять с собой, прежде чем родители устроят распродажу. Нет, оказаться в какой-нибудь приличной семье, той, которая примет тебя и утешит в трудные времена, поможет выбраться из беды…