Настоящая попаданка
Шрифт:
Я аж в осадок выпала. В каком смысле, оружие? Ребёнку?! Ну ладно, подростку? Оказалось, Гир не шутил. Мой средний сын мечтал о карьере воина, проще говоря — наемника. Как таковых регулярных армий тут не было, как я поняла. Даже там, где фактически было некое подобие государства. Но охрана, борцы с нежитью, полиция — это всё было, и это всё требовало определенных навыков. Существовали специальные закрытые воинские школы, куда мальчик и собирался отправиться, когда ему стукнет 20 лет. Здесь этот возраст — что-то типа совершеннолетия. Мда… А я-то думала, Степан подрастёт и примет хозяйство вместо Гриши, ан нет. Это что, теперь вся надежда на Андрюшку, что ли? Впрочем,
Качели, да и вообще детскую площадку, оценили все дети без исключения, даже те, кто старше меня по возрасту. Да что там — Гиртан с Настасьей и то не удержались, чтобы не покататься на качелях. Горку я тоже поставила, но по-настоящему её оценить они смогут только зимой. Я этого уже не увижу… Сердце привычно защемило при этой мысли. Гиртану я объяснила, что делать с горкой, придёт зима — будут кататься и меня вспоминать. Хотя чего им меня вспоминать, я же, вроде как, буду рядом — дети-то не в курсе, что я не совсем их мама. Эх! Ну хоть Гир с Настей добрым словом вспомнят — и то хорошо.
Предчувствуя разлуку, я стала чаще проводить время с детьми, снова вернулась к ежевечерней традиции рассказывать на ночь сказки. Некоторые из сказок настолько понравились, что меня просили рассказывать их повторно по несколько раз. Больше всего детям почему-то понравилась сказка про Русалочку. Я рассказывала не диснеевский вариант, а тот, который излагался у Андерсена. Помню, сама я в детстве рыдала над судьбой Русалочки, и из-за этого сказку я не любила, она была слишком тяжелой для меня. Почему же этим детям она нравится? Возможно, их мир более суров и они не так остро воспринимают печальный конец истории? Или их поразила сама мысль о том, что под водой могут жить разумные человекоподобные существа? Не знаю.
Не обошлось лето и без травм: всё-таки дети остаются детьми вне зависимости от воспитания. Про многочисленные ссадины и ушибы я даже говорить не буду, просто я со временем научилась держать под рукой обеззараживающую настойку, чистые полоски ткани и заживляющую мазь, которую приобрела у Афонария. Но когда Маруська неудачно спрыгнула с качелей и заработала вывих, я не на шутку перепугалась. Хорошо хоть. Что местный лекарь, хоть и стар, но силами какими-то обладает — смог и вправить, и залечить. Вообще, хороший мужик этот Афонарий, а вот внучка его мне не очень нравится, слишком наглая, по-моему.
Что еще изменилось? Ах да, теперь я сплю в собственной кровати, в отдельной — правда, на двоих с Гиртаном — комнате. Если бы мы спали в разных помещениях, это могло бы вызвать вопросы у детей, а к отдельным кроватям они нормально отнеслись: часть — потому что маленькие, а часть — потому что не имели наглости лезть в интимную жизнь родителей. Здесь вообще почтение к родителям чуть ли не в культ возводится. Слова отца и матери — закон; даже если дети выросли, они всё равно прислушиваются к мнению родителей и не имеют права непочтительно себя с ними вести.
Кухня тоже теперь в отдельном помещении, а у девочек и мальчиков теперь разные спальни. Андрюше заменили колыбельку на нормальную детскую кроватку. В общем, у всех теперь со спальными местами был порядок.
Конечно, Гиртан не один всё это делал, ему помогали деревенские мужики — кто по дружбе, а кто и за вознаграждение. Рассчитывался он с ними сам, так что я понятия не имею, кто и сколько запросил и просили ли они что-либо вообще. Настин муж точно помогал не за деньги, а по-родственному. Они с Настей вообще наша опора и поддержка, я даже не думала, что так бывает. Я-то одна у родителей, а они со своими родственниками не общаются особо. А тут — такая взаимопомощь! Хотя, что это я — просто помощь, потому как мы им ничем особо на моей памяти не помогли, а уж сколько они нам помогали!.. Одно то, что Настя с Андрюшей и Марусей возится постоянно — уже дорогого стоит.
Внешне за прошедшее время я тоже изменилась. Похудела существенно, где-то до 46–48 размера. Будучи самой собой в своём мире я носила 42 размер, но Слава крупнее меня и выше, так что на ней 48 размер смотрится весьма привлекательно. Живот почти полностью ушёл, растяжки пока остаются, хотя и не в таком количестве, как были раньше. Грудь тоже стала меньше, когда начал снижаться вес, а теперь, перестав кормить грудью, я рассчитываю её ещё подтянуть — хотя бы до третьего размера. Изначально это были бидоны размера шестого, не меньше. Сейчас — размер четвертый, но, может, и больше.
Одежда тоже изменилась. Я по-прежнему носила юбки и блузки, только это были уже не те бесформенные серые тряпки, в которые я одевалась поначалу, и даже не красиво расшитые в народном стиле, какие я купила себе на ярмарке. Нет, это были юбки и блузки из хорошей ткани, заказанные у городской портнихи. Кроме того, блузки и юбки дополнялись жакетами и пиджаками — владелица салона красоты не может выглядеть как попало, одежда должна подчеркивать статус. Ну, и конечно, новая прическа, макияж и цветные узоры на аккуратных ноготках — кто бы сейчас узнал в этой привлекательной бизнес-леди ту растрепанную толстуху, в теле которой я очнулась? Да, Славка, потрудилась я немало, чтобы вытащить твою природную красоту из-под слоя жира и наплевательского к себе отношения.
Серо-голубые глаза, когда их не закрывают щеки, выглядят чарующе, особенно подчеркнутые подводкой — взгляд становится такой глубокий, завораживающий. Вот интересно: когда я была в своём теле, мои родные зелёные глаза тоже казались какими-то потусторонними. Это у меня такой взгляд или мне просто с цветом глаз везёт в обоих телах?
— Ты изменилась, — сказал Гиртан, заходя в нашу общую комнату и глядя, как я кручусь перед зеркалом. Одно из зеркал, заказанных для салона, я увезла домой и поставила к себе в спальню. Оно при транспортировке немного откололось сбоку — так что, в салон не выставить, а дома я просто попросила Гира сделать резную рамку, которая скрыла дефект. Возвращать и заменять смысла не было — выйдет дороже, чем новое купить, так что я даже не стала заморачиваться. Мне всё равно нужно было большое зеркало в дом, не всё же в ручное смотреться.
— А? — переспросила я, витая в своих мыслях.
— Я говорю, что ты изменилась, — повторил Гиртан, — я смотрю на тебя и вижу не Славу, а именно Владу. Если раньше мне было странно видеть на лице жены непривычные гримасы и эмоции, то теперь я даже её лица не вижу — это полностью ты. Слава так не выглядела никогда — даже, когда мы только познакомились.
— Хм… Это плохо? — осторожно уточняю, повернувшись к мужчине.
— Не знаю… — как-то растерянно ответил тот, — Скорее, это просто факт.