Настоящая жизнь (Бандиты, баксы и я)
Шрифт:
Наконец-то я поняла, в какую игру меня совершенно случайно втянули. Ну уж это у них не выйдет — так просто сбросить меня со счетов! Я вам не безмозглая овца, которая спокойно позволит себя убить! Это мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним!
Я с благодарностью вернула библиотекарше ее папочку и направилась к выходу. Нужно выработать план действий. Во-первых, выяснить у ненаглядного, кто живет в квартире пятнадцать в доме на улице Академика Ландау. Во-вторых, хорошо бы познакомиться с журналистом Андреем Чепцовым. Наверняка у него есть еще какие-то материалы, которые он не включил в статью. Мне очень нужно выяснить, кто конкретно стоит за
Я позвонила ненаглядному домой из автомата. Сестра сказала, что Герман вообще-то дома, но в данный момент она послала его в магазин. То есть она приняла к сведению мой совет не давать ненаглядному спуску и загружать работой по хозяйству.
— Мне нужно его увидеть, — осторожно проговорила я, опасаясь, что телефон ненаглядного тоже могут прослушивать. Так и развивается мания преследования!
— Так заходи к нам! — обрадовалась Ира. — Мать теперь гораздо спокойнее, она мешать не будет.
Я пообещала зайти и представила себе лицо ненаглядного. По-моему, он не очень-то обрадуется, ну да ладно. Вот интересно: каждый раз, когда мы с ним расстаемся, я думаю, что больше никогда его не увижу, и каждый раз оказывается, что он срочно нужен мне буквально на следующий день.
Была такая загадка в советские времена: кто самый главный человек в области? Правильно, первый секретарь обкома партии. А кто второй человек в области? Второй секретарь обкома? А вот и нет. Второй человек в области — это шофер первого секретаря. Потому что шофер большого человека — это его правая рука, свидетель всех его тайных похождений, исполнитель самых конфиденциальных поручений, доверенное лицо. Только через шофера можно «выйти» на первого секретаря в какой-нибудь сложной ситуации.
У Петра Степановича Вахромеева работал сейчас молодой шофер, бойкий, шустрый мальчик, но настоящая его правая рука — знаменитый Палыч — был при нем почти неотлучно, и только Палычу Вахмистр, как называли за спиной начальника Управления все его подчиненные, действительно доверял. Палыч возил Вахмистра с незапамятных времен — как только тот попал в номенклатуру Владимирского обкома. Палыч следовал за Вахмистром верной, незаметной и незаменимой тенью по всем кривым и тернистым дорогам номенклатурного роста. Когда Вахмистра перевели в распоряжение Ленинградского обкома, он взял Палыча с собой — только тот знал его маленькие и большие слабости, только тот умел привести Хозяина в божеский вид, когда после сильного перепоя пол уплывал из-под ног и морда не влезала в зеркало, а через час нужно было явиться пред светлые очи вышестоящего начальства… Только Палыч знал, как плавно надо было трогать и тормозить машину, чтобы не пришедший в себя после вчерашнего шеф не облевал салон машины и собственный костюм. Только Палыч знал адреса всех его пассий и умел, с кристальной искренностью глядя в глаза, объяснить Самой — Антонине Васильевне, супруге Вахмистра, — с каким иностранным консулом ее верный муж нализался накануне до полного безобразия и откуда взялся у него за ушком след помады.
Позже, когда в коридорах власти замелькали новые люди из новых коммерческих структур — хорошо одетые полноватые господа с бегающими глазками и толстомордые плечистые молодчики с бритыми затылками из почти легальных криминальных кругов, — Вахмистр, который всегда умел чувствовать веяния времени, а говоря попросту, держать нос
Теперь Палыч стал совершенно незаменим. Правда, по новым понятиям, Вахмистру нужен был другой шофер — более молодой и импозантный, но Палычу место быстро нашлось. Теперь он солидно именовался референтом по общим вопросам. В общем-то, ему было все равно, как его называют, как говорится, хоть горшком назови, только в печку не ставь. Он по-прежнему был в курсе всех или почти всех секретов хозяина, часто вместо него разговаривал с такими людьми, с которыми Вахмистру не полагалось иметь ничего общего…
Палычу власть нравилась, нравилось подобострастное выражение, с которым возвращали ему документы гаишники, сдуру остановившие его машину, спокойно проехавшую на-красный свет… Конечно, радовали его и неплохие деньги, которые платил хозяин, но еще большую роль в отношении к Вахмистру играла его собачья преданность хозяину, укрепившаяся за годы службы.
Палыч был полностью, безоглядно предан Петру Степановичу Вахромееву.
Он был предан ему до одного мрачного, черного декабрьского дня.
В тот день Палыч сидел в своем маленьком кабинетике — теперь у него, как у референта, был собственный кабинет, хотя по размерам он скорее напоминал чулан, в котором уборщицы хранят швабры и ведра, но в этом все было как у настоящего начальника — письменный стол с двумя телефонами и переговорным устройством прямой связи с кабинетом Хозяина.
Переговорник щелкнул, загорелась лампочка вызова.
— Палыч! — загудел бас Вахмистра. — Готовь к выходным охоту. Поедем с Хлобыстенкой на шестьдесят третий.
— Сделаем, шеф! — довольно ответил Палыч.
Охоту он любил, любил все связанные с ней мужские веселые привычки: стопку водки на морозе, свежее мясо с дымком, русскую баню.
Замечтавшись, Палыч не заметил, что Вахмистр забыл отключить переговорник. Из пластмассовой коробки раздавались шорох перелистываемых бумаг, шумное дыхание Хозяина. ..
Палыч хотел было слегка кашлянуть, тактично напомнив шефу о его забывчивости, но в это время из кабинета Вахромеева послышался телефонный звонок. Хозяин снял трубку, ответил по своему обыкновению:
— Вахромеев слушает! Здравствуй, Сергей Вадимович! Как здоровье? Как творческие успехи?
Палыч напрягся: получалось, что он подслушивает. Сейчас кашлять было уже поздно, шеф будет недоволен… Лучше тихонько выйти из кабинета и сделать вид, что ушел сразу, никаких разговоров не слышал… Он уже начал подниматься, да вспомнил, как предательски скрипит чертов стул. Выходило еще хуже. Пришлось замереть и ждать удобного момента. А Вахмистр продолжал разговор, причем по тону его чувствовалось, что разговор этот ему неприятен, что неизвестный Сергей Вадимович сообщает какие-то скверные новости.
— Что, и никак этого молодого не осадить, да? Даже ты не можешь? Ну что я могу сказать… Ну, значит, придется… Хорошо… Как насчет Копылова?.. Почему не подходит кандидатура? А-а, согласен… Ну тогда Магомедов… Устраивает? Ну, лады, договорились… Спасибо за звонок.
Палыч сидел тише воды, ниже травы, чувствуя себя скверно оттого, что невольно пришлось подслушать разговор, да еще такой, в котором промелькнуло его собственное имя — Копылов. Ведь это он — Виктор Павлович Копылов…
В кабинете шефа послышался шум — Вахмистр вызвал секретаршу, попросил принести кофе. Воспользовавшись этим, Палыч тихонько выскользнул в коридор.