Настоящее христианство
Шрифт:
Это вовсе не безумие. Новое творение остается творением. И хотя в Божьем новом мире уже нет необходимости размножаться (поскольку люди не умирают), сами образы, которыми Библия описывает этот новый мир, говоря о браке Агнца (Откровение) или о том, что новый мир рождается из утробы старого (Послание к Римлянам), указывают на то, что отношения мужчины и женщины, столь важные для повествования о сотворении мира в первых двух главах Книги Бытия, — это не какой–то случайный или временный феномен, но зримый символ того, что творение носит в себе и Божий дар жизни, и способность его преумножать. И когда мы с этой точки зрения подходим к сексуальности, мы можем заметить, что современная культура мыслит совершенно иначе: она начисто изолировала сексуальное поведение от строительства человеческого сообщества и взаимоотношений, так что оно выродилось в вопрос о праве человека выбирать себе свои собственные удовольствия.
Аргументация Павла в Первом послании к Коринфянам на эту тему особенно показательна и относится вообще к любой форме христианского поведения. То, как ты обращаешься со своим телом, имеет большое значение, говорит он, потому что «Бог и Господа воздвиг и нас воздвигнет силой Своей» (1 Кор 6:14). Другими словами, именно потому что нашим конечным предназначением станут не бесплотные небеса, но искупление всего сотворенного, мы призваны сейчас жить в теле так, чтобы это предвосхищало будущую жизнь. Верность в браке отражает и предвосхищает верность Бога всему творению. Прочие формы сексуального поведения символизируют и воплощают искажения и порчу нынешнего мира.
Другими словами, христианская этика в сексуальной сфере не сводится к набору архаичных правил, которые сегодня можно не соблюдать, потому что теперь мы стали лучше понимать данный предмет (опасность второго варианта ответа). И Новый Завет не позволяет нам говорить, что любые желания, которые мы находим в глубине нашего существа, исходят от Бога (естественный вывод из первого варианта ответа). Иисус говорит об этом совершенно однозначно. Да, Бог знает наши глубинные желания, однако, как о том прямо (и с трепетом) говорит одна известная старинная молитва, это не значит, что эти желания необходимо осуществлять в их первозданном виде, но их нужно очищать и исцелять.
Всемогущий Боже, Который ведает все сердца и знает все желания и для Кого нет ничего тайного и сокрытого, очисти помышления наших сердец действием Святого Твоего Духа, дабы мы могли любить тебя совершенно и достойно славить Твое святое имя, через Христа Господа нашего. Аминь.
А другая известная старинная молитва говорит о том же еще жестче.
Всемогущий Боже, один только Ты можешь упорядочить бесчинные желания и страсти грешного человека: дай Твоим верным благодать любить Твои заповеди и устремлять желания на Твои обетования, дабы, среди всех перемен в этом мире, сердца наши непрестанно стремились туда, где они найдут истинную радость, через Христа Господа нашего. Аминь.
Мы слишком долго жили в таком мире и, что еще печальнее, даже в такой церкви, которая понимает эту молитву прямо противоположным способом: где желания и чувства человека священны сами по себе, а Бог обязан призывать нас к тому, что мы уже любим, и давать обетования, соответствующие нашим желаниям. Многие люди сегодня, не осознавая того, живут такой религией: ты должен открыть, кто ты есть на самом деле, и жить на основании этого открытия — что, как многие могли испытать, ведет к хаотичной, разобщенной и неплодотворной человеческой жизни. Логика креста и воскресения, логика нового творения, которое придает форму всей жизни христианина, ведет нас в совершенно другую сторону. И она указывает на такую важнейшую вещь, как радость. Это радость исцеленных и преображенных взаимоотношений, радость участия в новом творении, радость не только о том, что мы уже имеем, но и от того, что Бог желает нам даровать. В самом центре христианской этики стоит смирение, в самом центре пародии на нее стоит гордость. Это два разных пути к двум разным пунктам назначения, а цель путешествия налагает отпечаток на личность путешественника.
И наконец, можно вернуться к теме красоты. Стремление к красоте и то чувство наслаждения и даже облегчения, которое у нас вызывает красота, содержат в себе (как мы могли видеть) загадки. Красота ускользает из наших рук: нарцисс увядает, закат кончается, человеческая красота гаснет и умирает. Чем ближе мы к красоте, тем больше разочарований она нам приносит. Если мы примем этот мир с его трагедиями, его многосложностью и величием просто как данность, перед нами окажутся лишь две возможности: либо сентиментальность пантеизма, либо брутальность, соответствующая миру, в котором ценятся только сила и власть. (Последнее примерно соответствует программе школы «брутализма» в архитектуре, которая оставила после себя бетонные уродливые здания, все еще стоящие в некоторых наших городах.)
Предложенное ранее решение проблемы состояло в том, что красоту творения лучше понимать как часть великого целого, а это великое целое появится тогда, когда Бог обновит небо и землю. Символом этого нам опять может послужить вездесущий библейский образ дерева. На дереве познания в Эдемском саду рос запретный плод, который обещал дать вкусившему от него мудрость без послушания Творцу. Эта шокирующая мудрость обошлась ужасающе дорого человеку, который потерял доступ к дереву жизни. Но затем, в кульминационный момент этой истории, потомок женщины повис на другом дереве, и это ясно показало все последствия зла: насилие, вырождение, надменность официальной религии, имперскую жестокость, предательство друзей. Но прошло совсем немного времени, и первых христиане заговорили о кресте не как о ненавистном символе бессердечной имперской власти, но как о последнем откровении Божьей любви. И в самой последней сцене в Новом Иерусалиме, где соединились небо и земля, дерево жизни растет на обоих берегах реки, доступное для всех, и его листья дают исцеление народам. Этот символ искупления говорит о восстановлении красоты после исправления творения, которое пошло ложным путем. Этот символ указывает направление для наших дальнейших размышлений, и путь в этом направлении опять же проложили крест и воскресение.
Наша книга подходит к концу, и здесь мне хотелось бы пожелать церкви пробудить в себе на всех уровнях голод по красоте. Это крайне важно, это неотложная задача. В христианской жизни мы должны радоваться о благости творения, уметь видеть его нынешнюю сломленность и, как можем, заранее прославлять исцеление мира, новое творение. И тогда мы можем по–новому взглянуть на живопись, музыку, литературу, танец, театр и на многие другие выражения мудрости и радости человека.
Здесь нам важно понять следующее. Искусство — это не просто интересный феномен на границе реальности, не имеющий прямого отношения к жизни. Оно указывает нам на тот центр всей реальности, который мы не способны увидеть или ощутить никаким иным путем. Нынешний мир прекрасен, но он сломлен и незавершен, и любая форма искусства позволяет нам понять разные грани этого парадокса. Но нынешний мир также предназначен для того, что еще не наступило. Это как скрипка, ожидающая, что на ней заиграют: прекрасный на вид инструмент, который приятно подержать в руках — но если вы никогда не слышали, как на ней играют, вы не поймете, что у ее красоты есть еще одно измерение, которое пока для вас закрыто. И я думаю, что искусство способно это показать, способно дать нам предчувствие этих новых будущих возможностей в рамках нынешнего мира. Это подобно чаше: она имеет прекрасную форму, ее приятно держать в руках, но она ждет, чтобы в нее налили вина, которое (само по себе богатое сакраментальными возможностями) позволит чаше обрести свой подлинный смысл. И, я надеюсь, искусство поможет нам хотя бы на миг увидеть за нынешней красотой с ее загадками — новое творение, которое придает подлинный смысл не только красоте, но и всему нашему миру, включая нас самих. Я надеюсь.
И тогда люди искусства могут объединить усилия с теми, кто защищает справедливость и строит добрые взаимоотношения, а все вместе они могут поддерживать тех, кто ищет подлинную и здоровую духовность. И чтобы все это имело смысл, им надо смотреть вперед. Глядя на грядущее время, когда земля наполнится познанием Господа и Его славой, как воды покрывают море, надо жить в настоящем в твердой вере в свете этого обетования, что оно исполнится, потому что оно уже исполнилось на Пасху, когда Бог совершил для Иисуса то, что он намерен в будущем совершить для всего творения. И постепенно нам откроется наиважнейшая истина: что задачи, стоящие перед нами, наши пути христианской жизни и уроки, которые нам необходимо усвоить, — все это часть нашего великого призвания. К этому нас зовет слово Бога, слово благовестия, слово Иисуса и Духа. Мы призваны стать частью нового Божьего творения и одновременно — служителями этого нового творения здесь и сейчас. Мы должны отражать и являть это новое творение в симфониях и семейной жизни, в борьбе за восстановление справедливости и поэзии, в святости и служении бедным, в политике и живописи.
Когда приближается рассвет, тьма обретает иной смысл. «Грех» — это не просто нарушение закона.
Это — упущенные возможности. Услышав отзвуки голоса, мы должны встретиться с Говорящим. Если мы к нему прислушаемся, этот голос — слова Благой вести, слова о том, что зло уже осуждено, что мир исправлен, что небо навеки соединилось с землей и что началось новое творение, — должен преобразить нас самих. И мы призваны стать людьми, которые живут, говорят, рисуют, поют, передавая эти же самые слова, чтобы другие люди, слышавшие отзвуки голоса, могли делать что–то прекрасное вместе с нами. Вот какая дорога распахнута перед нами — и как дар, и как возможность. Христианская святость не заключается в отречении от всего хорошего в мире (хотя многие понимают ее именно так). Но это рост и возможность найти нечто лучшее.