Настоящее напряженное
Шрифт:
– И каковы ваши дальнейшие планы, мистер Экзетер?
Смедли очнулся от грез. Неплохой вопрос!
– Мне было бы приятнее, если бы вы снова звали меня просто «Эдвард», миссис Боджли.
Он просил об этом уже несколько раз. Смедли немного удивлялся, видя, как грозная миссис Боджли не совсем владеет языком, но он понимал, что этот вечер – дьявольская нагрузка на нее. Ее, должно быть, мучили призраки прошлого, настоящего и будущего разом: сын, муж, лучшие времена. Она достойна медали уже за то, как держится.
– Ш-ш! – произнесла
– Я хочу записаться добровольцем, исполнить свой долг.
– Что ж, вполне естественно. Я и не ожидала ничего другого от мальчика из Фэллоу.
Сидевшая на скамейке рядом со Смедли Алиса беспокойно заерзала. Ему показалось, она хочет сказать что-то, но она промолчала.
– По возможности не в Иностранный легион, – добавил Экзетер.
Миссис Боджли расхохоталась – по грохоту это не уступало сигнальной пушке.
– Ну конечно, нет! Но из того, что вы рассказали… – При всей ее говорливости голова у нее оставалась ясной. – О, кто-нибудь из друзей Гилберта поможет. Утром я придумаю, к кому обратиться.
– Это было бы замечательно! Спасибо. – Взгляд Эдварда на мгновение задержался на пустом рукаве Смедли и поспешно скользнул дальше. – Но мне нужно передать сообщение Службе, в Соседство. Насчет предателя. Это очень важно.
Даже сумерки не скрыли проницательности во взгляде старой леди.
– Но вы говорили, что переходить из одного мира в другой могут только люди. Вы ведь не можете переправить письмо?
Экзетер снова быстро покосился на Смедли.
– Это верно. Все послания только устные. Кому-то придется переправиться сначала туда, а потом обратно. Одним из путей мог бы быть Стоунхендж – я уже использовал этот переход, – но Алиса говорит, что военные там все перекрыли.
– Уверена, что это так.
Смедли ждал, что она начнет перечислять друзей своего покойного мужа, но она молча продолжала потягивать свой бренди.
Экзетер почесал подбородок. Он порезался, бреясь к обеду, и снова раскровенил царапину.
– Другая возможность – это связаться с… гм… духом, который исцелил мою ногу. Тем, которого я упоминал как мистера Гудфеллоу.
– И где он?
– Недалеко отсюда, но где точно, я не знаю. У вас нет военных карт окрестностей?
– У Гилберта их были целые кипы, но они упакованы по коробкам. Не думаю, что их можно купить сейчас где-нибудь – видите ли, это из-за шпионов. А зачем они вам?
– Найти холм со стоящими на нем камнями.
– Натаниэл Глоссоп.
– Прошу прощения?
– Натаниэл Глоссоп, – невозмутимо повторила миссис Боджли. – Сосед. Большой знаток местной археологии. Я переговорю с ним утром.
– О, чертовски здорово! – обрадовался Экзетер. – Просто класс! Вы очень добры.
– Не стоит благодарности, Эдвард. Но скажите мне еще одно. Почему вам потребовалось три года, чтобы вернуться?
Его замешательство было любопытным.
– Ну… должен признать, Служба не очень-то помогала мне.
– Вас держали в плену?
– Э… вряд ли! Но они отменили все отпуска на время беспорядков, так что Комитет не хотел делать для меня исключения. Они говорили, что война закончится прежде, чем я успею что-то совершить. Видите ли, Олимп несколько отстал от времени. «Таймс» туда не доходит. Мы знали, что война продолжается, но проходили месяцы, прежде чем до нас доходили свежие новости, и каждый раз казалось, война вот-вот кончится. И еще… они все были убеждены, что моя судьба – исполнить долг Освободителя.
Миссис Боджли неодобрительно хмыкнула. Над тисами всходила серебряная луна.
– Понимаете, их там гораздо больше беспокоило то, что происходит в Соседстве, чем здесь, – сказал Экзетер оправдываясь. – Они все преданы своему делу. И потом, почти два года у меня ушло на то, чтобы хотя бы попасть в Олимп.
– Почему?
Он посмотрел на свои пальцы и увидел, что они в крови. Сердито ворча, он потянулся за носовым платком.
– Что? О, по сравнению с Европой Вейлы отсталы. Расстояния невелики, но это вроде странствий по Афганистану или античной Греции. Чужаки вызывают подозрение. Молодых людей, болтающихся без дела, подозревают в шпионаже. Вспомните, как при Елизавете относились к нищим – Закон о нищих и тому подобное, – отсылали их в родные приходы. Кое-где еще сохранилось рабство. Особенно в Таргвейле.
– Какое варварство!
– Поверьте мне, так и есть! А если не рабство, то военная служба. Почти весь первый год мне пришлось участвовать в войне.
Пауза.
– В войне? – Миссис Боджли произнесла это слово с предельным неодобрением. От бренди она стала еще более шумной и властной, чем обычно. Интересно, подумал Смедли, как воспринимает ее Алиса? Алиса молчала уже довольно долго. Она была слишком близко от него, чтобы он видел выражение ее лица. Слишком близко.
– Боюсь, что так, – кивнул Экзетер.
– Как в Афганистане, вы сказали? Луки и стрелы? Какие-нибудь жалкие межплеменные распри?
– Еще какие жалкие.
– Эдвард, боюсь, я в вас слегка разочарована! Неужели нельзя было оставить эти войны самим туземцам? Я решительно не понимаю, с какой стати это должно касаться вас. Ведь ваш долг здесь?
Смедли попробовал представить себе, что сказала бы досточтимая леди, узнай она про шрамы и раскраску на лице. Наверное, Экзетер догадывался об этом, поскольку не упомянул о них в рассказе.
– Мне тоже так казалось, миссис Боджли. Но все было не так просто. Во-первых, ни в одной армии не церемонятся с дезертирами. Во-вторых… – Экзетер снова бросил быстрый, загадочный взгляд на Смедли, как бы проверяя его реакцию. – Ну, у меня были там некоторые обязательства. У меня появились друзья, которые приютили меня, так что я не мог так просто удрать, бросив их, не так ли?
– Но ты ведь не сражался в общем строю, нет? – спросила Алиса.
Экзетер слегка скривился.
– Под конец – нет, – признал он.