Настоящее прошлое. И снова здравствуйте!
Шрифт:
– За которым никто не пришел, – весело закончила за меня Алена. – Это случилось в девяносто каком-то году. Помню-помню, ты мне рассказывал. Но сами цифры я забыла. И цифр точно не семь, а больше.
– Семь, – категорично заявил я. – Просто большая часть – двойные, – и без запинки продиктовал весь набор.
– Вошла! – весело крикнула правнучка, когда я отрезал первый кусок омлета. – И чего ты попроще что-нибудь не поставишь?
– Потому что чего попроще я могу забыть. А этот пароль у меня намертво в память вбит, – усмехнулся я. – Еще с тех же девяностых, – а потом вздохнул. Ну да, когда я впервые прочитал о том казусе в какой-то желтой газетке, которых в девяностые выходило туева хуча, мне страстно захотелось, чтобы все эти выигранные кем-то миллионы взяли и свалились мне на голову. Вот так, внезапно… Я вообще в тот момент дико мечтал разбогатеть. И, поскольку никакой легальной или хотя бы реальной возможности сделать это у меня тогда не было, я мечтал о всяких невозможных случаях. Мол, иду вечером со службы, а тут из-за поворота вылетает «шестисотый» – а
Еще я тогда с жадностью читал истории о найденных кладах, о ценностях, изъятых у арестованных воров в законе и раскрытых шпионов. И не только читал – я завел себе блокнот, в который выписывал подобную информацию – где, что, сколько, как нашли. Как морок какой-то тогда охватил…
Впрочем, продолжалось это недолго. До «МММ». Ну да, я тоже в это вляпался. Нет, потерял я по сравнению с большинством тех, кто влез в это дело, немного – долларов двести… Впрочем, это смотря с чем сравнивать. Тогда двести долларов примерно соответствовали полутора моим месячным зарплатам. А копил я их втайне от жены почти два года. Так что сами считайте – много это тогда было для меня или немного…
– Ну все, дед, я побежала, чмоки! – Звонкий голосок Алены раздался из комнаты, когда я уже допивал чай.
– Беги уж, шебутная… – пробурчал я в ответ, но меня уж никто не услышал. В прихожей хлопнула дверь, и квартира снова погрузилась в утреннюю тишину.
Таблеток было шесть. Потому что была среда. Во вторник и пятницу мне надо было принимать по восемь. А в воскресенье всего три. Так что, закончив с завтраком, я вытащил из ящика упаковки с блистерами и аккуратно разложил таблетки на салфетке, поставил рядом полный стакан воды. После чего ухватил первую, синенькую, которая «от давления», и забросил ее в рот, запив двумя глотками воды. Второй пошла «от сердца». Затем обычный аспирин, который я принимал «для разжижения крови». Нет, были и более продвинутые препараты, но стоили они раз в пятнадцать дороже, так что на фиг, на фиг… Ну а после пошли все остальные.
Покончив с таблетками, я минуту посидел, а потом встал, вернулся в комнату и занял кресло перед компом, нагретое убежавшей правнучкой. Эта стрекоза даже не закрыла открытые «окна». И чего это она тут смотрела? Перинатальные центры Москвы? Оп-па…
После появления теломерной терапии демографическая ситуация в мире в который раз радикально поменялась. Ну как минимум в наиболее развитой его части… Дело в том, что самым приемлемым возрастом ее начала везде стали считать двадцать пять лет. То есть время, когда организм находится на пике, но процессы естественного роста уже точно завершились. Потому что теломерная не только почти в два раза замедляла процессы старения организма, но и параллельно она еще точно так же замедляла и процессы его развития. Не все и не настолько же, но, скажем, процесс формирования мышечной массы точно замедлялся. Как и процесс формирования новой костной ткани. То есть тем же спортсменам и выздоравливающим прием этих препаратов был категорически противопоказан. И с беременностью дело обстояло точно так же – прием препаратов теломерной терапии во время беременности гарантированно приводил к недоразвитию плода… Все это привело к тому, что вопреки всем прежним тенденциям «мамочки» резко помолодели. Большинство молодых женщин теперь предпочитало поскорее родить двоих-троих детей подряд, чтобы к двадцати пяти годам уже выполнить, так сказать, свой долг перед семьей и природой и спокойно «сесть» на теломерную терапию. Чем плохо-то в пятьдесят пять лет, то есть в возрасте, когда эффективность терапии резко падает, а затраты на нее сильно возрастают, иметь организм, которому биологически только-только исполнилось сорок…
Так что все было закономерно. Алене уже двадцать один – самое время рожать. Но все равно – новость ошеломила. Я встревоженно нахмурился. А потом похлопал по карману рубашки и досадливо сморщился. Вот ведь растяпа – «валидол» на кухне забыл! На самом деле эти капсулы назывались как-то по-другому, куда более заковыристо, но предназначались для того же самого, для чего и валидол. Вот я их так и называл. Стар уже всякие заковыристые слова запоминать… Потом перелистнул пару «окон». Да уж, выросла девочка… а и хорошо! Жизнь продолжается, дети рождаются – чему тут печалиться-то? Я улыбнулся и, закрыв «окна», открытые правнучкой, вывел на экран текст своей новой книжки.
Писателем я стал совершенно
Проработав до полудня, я поднялся из-за стола и, со скрипом потянувшись, двинулся в прихожую. Одеваться. Каждый день, если на улице не было дождя или сильного ветра, у меня была двухчасовая прогулка в парке, расположенном неподалеку от дома, за время которой я должен был находить не менее шести километров. Пока жена была способна ходить – мы гуляли вместе. У нас даже были отработаны два основных маршрута, которые назывались: «вокруг озера» и «вокруг двух», а также дополнительный, «включающийся» после того, как пройдены основные. Он именовался «а давай еще вокруг оврага кружок сделаем?». Но и после ее ухода прогулки так же остались непременным пунктом распорядка. Ибо старые суставы просто не выдерживали долгого ограничения подвижности при работе за компьютером. Так что если, не дай бог, у меня начинало, как я это называл, «переть», то есть текст шел, да так, что я забывал о времени и пропускал установленные сроки прогулки, то подобный «творческий порыв» всегда заканчивался тем, что в конце него я выбирался из-за компа, кряхтя, подвывая и упираясь кулаком левой руки в занемевшую поясницу. Ну и коленки тоже начинали вовсю «стрелять» болью. Так что даже во время подобных «творческих порывов» приходилось все равно следить за временем и выбираться на прогулку. Наступая, так сказать, на горло собственной песне… Впрочем, подобные «прорывы» нынче случались у меня не так уж и часто. Последний такой был, дай бог памяти, месяца четыре назад, а то и раньше. А все остальное время, наоборот, приходилось мучаться и напрягаться, выдавливая из себя новые строчки. Увы, после смерти жены работа над текстами шла очень уж туго. Похоже, вместе с ее смертью из моей жизни ушло что-то очень важное и очень значимое, что во многом и составляло ее смысл. Но ничего более я делать не умел. Вот не завел себе никакого хобби. Не собирал корешки и веточки в парке, чтобы делать из них всякие поделки, не выжигал на досках, не рифмовал стихов – только писал книги. А сидеть, ничего не делая, и тупо пялиться в телевизор у меня не получалось и раньше.
Первый, так сказать, «подход к снаряду» у меня случился еще в школе. Начитавшись фантастики, я взял да и написал письмо братьям Стругацким. Так, мол, и так – хочу написать фантастический роман, сюжет такой-то. Если честно, писал, не надеясь на ответ. Ведь кто я – обычный школьник, а они – мэтры, гении, фигуры! Но параллельно с этим крутилась в голове потаенная мыслишка и о том, что я ох какой классный сюжет придумал. Так что, может, мэтры оценят и как напишут по нему книжку, на обложке которой, само собой, появятся не две, а три фамилии… Да даже если и нет – все равно появится книжка, которую я хочу прочитать. Ну недаром же я ее придумал! Ну ладно, не книжку, а тот сюжет, на основе которого ее напишут…
Действительность оказалась немного другой. Мне ответили. Но письмо в руки я получил только через три месяца после того, как оно пришло. Эти три месяца мои мама с папой хранили письмо, мучаясь выбором – отдавать мне его или не отдавать. А ну как юному сынуле с неокрепшей психикой факт письма от столь знаменитых людей так врежет по мозгам, что они протекут? Но потом все-таки отдали. Письмо было от Бориса Натановича. Он по-доброму хвалил за задумку, советовал дерзать, но к работе отнестись серьезно – сделать рисунки звездолетов, схемы планетных систем, нарисовать карту планеты, на которую прилетят космонавты… а еще – заняться правописанием. Подучить правила, поработать над пунктуацией. Уж больно много ошибок наделал в письме будущий знаменитый писатель… Ответ и обрадовал и разочаровал. Разочаровал тем, что вот не оценили мэтры и корифеи мой гениальный сюжет, не стали писать по нему книжку, то есть взяли и всю мою работу на меня же и скинули. И поскольку, как уже упоминалось, писать я не любил – никакой книжки тогда не родилось. Хотя карту планеты и нарисовал. А также парочку звездолетов. Поскольку как раз в это же время заканчивал детскую художественную школу. Так что с рисованием у меня все было более-менее. Не отлично, нет, а так – между тройкой и четверкой. По меркам художественной школы, естественно… Хотя в общеобразовательной школе я учился как раз хорошо. Даже отлично. Вследствие чего являлся непременным участником всяческих общешкольных и городских олимпиад по физике и математике. А пару раз добирался и до республиканских…
Вернувшись с прогулки, я вытащил из холодильника одноразовые судки с готовой едой, которую время от времени заказывал в одной из служб доставки. Время от времени, потому что дети и внуки меня не забывали и регулярно подкидывали мне чего-нибудь вкусненького. Так что по большей части чего поесть из домашнего у меня почти всегда было. Ну а когда случались нестыковки – я вполне себе обходился службами доставки. Увы, сам я готовить не умел. Ничего. Даже извечно мужские блюда вроде шашлыка или ухи. В юности не сподобился, а потом с такой мастерицей, как моя Аленка, учиться этому мне не было никакой необходимости…