Настоящие мужики детей не бросают
Шрифт:
Сбросив одежды в прихожей и отправив сына мыть руки, Нина задержалась у зеркала, поправляя прическу, а едва он обнял ее за плечи, развернулась, прижавшись к нему всем телом.
— Я соскучилась по тебе! — прошептала Асеева.
— А я умираю от желания, потому что люблю тебя!
Он осторожно укусил ее в мочку уха, и она слабо вскрикнула, просияв всем лицом.
Дед Мороз так и не позвонил. Да, вчера Сан Санычу показалось странным, что таким образом набирают клиентов, но фотограф никого в нем не узнал. Когда же Нина рассказала о приходе домой еще одного Деда Мороза, Смирнов лишь усмехнулся:
— Маленьких
Так договорились, но Дед Мороз не позвонил.
Они решили остаться дома втроем, несмотря на то что их звала к себе мать Нины, Наталья Михайловна, и ее подруга Татьяна Жуковская. Но к матери они пообещали заехать первого января днем, а к Таньке заскочить вечером, решив встретить праздник тихо, по-семейному. Сан Саныч надел подаренный ему смокинг, а Нина то самое вечернее платье, в котором она была на закрытии международной фотовыставки. Черную бабочку и костюмчик надел и Саша.
Они зажарили большую утку с яблоками, Сан Саныч сам руководил этим тонким процессом, не подпуская Асееву, и утиная корочка получилась красной и поджаристой. Когда утку вытащили из духовки, она была темно-кирпичного цвета. Даже Нина такого густого окраса не видела.
— На вид она красива, а вот на вкус? — с сомнением воскликнула она, уязвленная тем, что Сан Саныч уже второй раз ей доказывает, какой он искусный кулинар.
Он отрезал ей небольшой кусочек утки вместе с кожей, чтобы она попробовала, и Нина, откусив, восхищенно покачала головой.
— Божественно! Где ты этому обучался, Сан Саныч?
— Александра совсем не умела готовить, зато любила вкусно поесть, и мне пришлось учиться самому.
Нину задело это объяснение. Она сразу же нахмурилась, стала искать большое блюдо для утки. Они были на кухне вдвоем, Сашка в гостиной вертелся у елки.
— Кстати, позвони ей, она, наверное, приехала, поздравь с наступающим!
— Я звонил и даже заезжал с утра. Она прилетала вчера на четыре часа и тут же отправилась обратно в Японию, оставив мне записку о неких неожиданных обстоятельствах… Я уже начинаю шизеть от ее фокусов!
Александра заботливо оставила ему также сто долларов на праздник, о которых он решил не упоминать. Просить денег у Нины в долг ему было стыдно, а нужно было купить фотобумагу для печати, потом новогодние подарки, да и вообще иметь карманные деньги, а раньше десятого января чек, выданный под Гран-при, не оплатят. Сан Саныча мало интересовало, какие «неожиданные обстоятельства» сложились внезапно у бывшей супруги, заставившие ее снова лететь в Японию, хотя он был зол и на нее, и на себя: ей следовало бы повременить с любовными страстями и подумать о сыне, а ему надлежало бы написать ей записку обо всем случившемся с их Сашкой. Александра обрадовалась появлению Смирнова, переложив на него все родительские заботы, позабыв даже и о женихе-бизнесмене, который наговорил ей на полчаса всяких сообщений, нежных, приветливых, а под конец и недовольных ее долгим отсутствием. Параллельно он пытался отыскать Сан Саныча, и бархатный голос его в последних звонках звучал уже ревниво. Видимо, у Юрочки закралась подлая мысль, что Александра снова влюбилась в первого мужа и они оба от него скрываются.
Но и о ревности жениха-бизнесмена фотограф упоминать не стал, ни
— Ты мне ничего об этом не сказал, — несколько напряженно выговорила Нина.
Утром тридцать первого декабря Сан Саныч поднялся рано, поцеловал Нину и, сославшись на мелкие дела в Союзе фотохудожников, уехал, пообещав вернуться к полудню и помочь Нине готовить стол. Он успел побывать везде, купить подарки и запоздать всего на полчаса, хозяйка даже не обратила на это внимания. Смирнов рассказал о предпраздничной суете на улицах, не упомянув, где успел побывать.
Нина все еще хмурилась, уже перестав искать блюдо для утки. Вдруг резко отбросила в сторону полотенце, которое держала в руках, схватила сигарету, закурила, отошла к окну.
Смирнов замер, чувствуя, что все рушится, все их нежные отношения, которые с таким трудом создавались, однако понять не мог, в чем тут причина. Остывала и утка, Сан Саныч снова засунул противень с ней в духовку, выключил газ.
— Давай положим утку вот на эту доску, — предложил он. — Она большая, покроем ее сверху тряпкой, чтоб жир не стекал на скатерть, и не надо никакого блюда!
— Делай как хочешь, мне все равно.
— Что случилось? — Смирнов подошел к ней. — Я тебя чем-то обидел?
— Ты ничем меня не обидел, — продолжая стоять к нему спиной, сухо ответила Асеева.
— Тогда что произошло? Чем вызвана эта перемена в твоем настроении? Объясни мне! — потребовал Сан Саныч.
— Несколько дней назад, насколько мне помнится, ты мне сделал предложение: выйти за тебя замуж, — она смотрела в сторону, словно вообще не желала его больше видеть. — Так вот я намерена сейчас тебе дать ответ: я никогда не выйду за тебя замуж! Вот что мне немного испортило настроение. А теперь пойдем к столу, пора садиться! Отметим этот праздник спокойно, не будем огорчать моего сына, а завтра ты скажешь ему, что уезжаешь в долгую командировку, и вы больше никогда не увидитесь. Мне будет нелегко залечить эту его рану, но я как-нибудь справлюсь. А тебе я желаю снова сойтись с женой. Ты ее любишь, это видно невооруженным глазом, я думаю, она перебесится, как это бывает у нас, баб, в разном возрасте, и вы заживете счастливо. И сын ваш как раз найдется!
— Послушай, Нина, я…
— Не надо! — Она резко перебила его. — Не надо ничего объяснять! Я высказала все, что хотела, совершенно осознанно, как говорят, в здравом уме и твердой памяти. Мне не нужна твоя точка зрения на все происходящее.
Нина подошла к одному из кухонных шкафов, достала большое блюдо с яркими цветами, молча протянула Сан Санычу, с болью взглянув на него.
— Нина, ты все не так домыслила и не так поняла, я не могу вообразить даже, на чем основана твоя обида…
— Не надо! Не будем ничего выяснять, иначе я сорвусь в истерику, побью посуду, и самый светлый праздник будет испорчен! Ради моего сына не будем ничего выяснять!
Она, схватив платок, выскочила из кухни и помчалась в ванную. Саша, видимо, заметил ее слезы, прибежал к Сан Санычу.
— Почему мама плачет? — удивился он.
— Ей соринка попала в глаз, и тушь растеклась, — объяснил Смирнов.
Он вытащил утку, переложил ее на блюдо.
— Пошли за стол! — преувеличенно бодрым голосом проговорил фотограф. — Нам надо успеть проводить старый год и встретить Новый!