Настоящий вампир в замке Черная роза. Книга 1
Шрифт:
«Маленькая дрянь. Я доберусь до тебя. Выловлю и отымею, как следует. Будешь визжать подо мной. Да, я буду первый, кто доберется до ее сокровища. Буду иметь до беспамятства. Если потребуется, даже выкраду, но своего добьюсь, или я не Аурел Бырцой».
Скрипнула дверь в горницу. Краем глаза заметил статную фигуру деда. Он прошел к своему любимому массивному креслу, сделанного из корявого корня дуба. Устроившись поудобней, он забил в трубку табак и закурил, медленно выпуская клубящийся дымок, наполняя помещение терпким запахом.
– А ты чего слоняешься
– Я зашел воды попить. – Выпалил я первое, что пришло на ум.
– Так в кузнице, что воды не было, или ручей пересох, к которому ты еще с утра пошел? Ты мне зубы-то, не заговаривай, а излагай как есть, без прикрас. И чего это ты там стоишь, даже голову в мою сторону воротить боишься?
«Что б тебя. Ничего от деда не скроется, и муха не пролетит мимо, без ведома».
– Это все из-за той девчонки Копошей? Что тебе девиц мало что ли? Что ты за этой юбкой малолетней-то увязался?
– Не знаю. – Сухо отозвался я.
– Зато я знаю. Наслышан о твоих похождениях. Всех уже баб, поди, перетаскал, теперь до этой очередь дошла? Что же ты ерундой маешься? Коль больно нужна тебе, так сегодня же и засватаем.
– Не пойдет, сказала. Критином обозвала. – Опустив голов еще ниже, пробурчал я себе под нос.
Дед засмеялся.
– Да, с этой зеленой дурехи, станется. Все нервы тебе вытреплет, пока твоей не будет, а подрастет посмереет. – Заключил он.
– И что мне делать? Как же мне добиться ее, коль я все уже перепробовал? – Бросил я взгляд на деда и тут же вспомнил, что сам же себя и выдал.
– А это чего у тебя с лицом, не уж то она тебя так отделала? – Встал глава семейства с ухмылкой со своего места.
– Частично. Защитник откуда-то нарисовался.
– Загубит тебя эта девка, ой загубит. Забудь ее внук, вот тебе мой совет. – Как то ласково сказал дед, сожалеющим тоном и похлопал меня по плечу.
– Не могу, дед, сколько не пытался, да только еще больше страсть во мне разгорается. – Повинился я и тяжело выдохнул.
– Страсть твоя промеж ног разгорается, – неодобрительно, покачал головой старший Бырцой. – Знаю, я сам такой был в молодости. Как только бабу на вкус пробовал, так и любовь вся на нет сходила. То-то ты, за этой малолеткой бегаешь, что не дает тебе, чего хочется, а как получишь, что надо, так и забудешь ее в миг.
На этих словах дед махнул рукой и вышел из дома. Я же отправился в кузнецу к брату, где приобщался к этому ремеслу, да и работа всегда отвлекала от посторонних мыслей. Но как бы ни пытался, не думать о Маришке, все же она не выходила у меня из головы и страшно, как хотелось завершить то, от чего меня отвлек этот оборванец сегодня утром. Кстати, откуда он взялся? И кто он вообще такой? Надо обязательно выяснить и при встрече «объяснить», что я не прощаю обидчиков.
Маришка.
Я не успела и шагу в дом сделать, как мать схватила меня за косы и начала тилипать из стороны в сторону.
– Ах, ты ж негодница, ах ты ж, бесстыжая. Где пропадала весь день? Я уже всю деревню оббежала, везде
– Ой, ой, ей, ей. Ай, яй. Ой. Мамочка отпусти меня. Я у деда Микулэ была. Ему по хозяйству помогала.
– У тебя что, своих дел мало? Ты что не видела, что сереть к вечеру стало? Ты же знаешь, что места себе не нахожу, когда тебя дома нет. А если б задержалась до ночи? Ты понимаешь, что с тобой могло случиться, или ты думаешь, что люди после заката просто так из дома не выходят?
– Да знаю я. Только мне сдается, что страшными историями детей пугают, чтоб допоздна не засиживались. Вот я, например, никогда не видела в деревне упырей. Может, их и нет, вовсе? – Рассуждала я шепотом, закатив глаза.
– На себя, тебе и Штефану плевать, так хоть бы один из вас обо мне подумал, что я чувствую. Как сердце материнское за вас – детей болит. – Гневно выкрикивала мать, успевая стегать, уворачивающуюся меня дедовым кожаным ремнем, который она схватила с вешалки.
–Ах, вы ж паразиты, ах вы ж бестолочи. Если, что с вами случиться я ж не переживу! Что ж вы мне сердце-то рвете! – Всхлипывая мама, понижая интонацию.
Отстегав и отчитав меня, как следует, она просто села на сундук, подвернувшийся ей под ноги, закрыла свое лицо ладонями и сотряслась от рыданий.
Кто-кто, а она точно знала, чем меня можно разжалобить, ведь моя совестливая душа не могла вынести материнских слез, а особенно, что эти самые слезы вызвал мой проступок.
Мне стало, ее очень жаль, я даже не могла сердиться, хотя тело жгло от ее методов воспитания. Молча подойдя к вздрагивающей, родной женщине, которая произвела меня на свет, я обняла ее за плечи, нежно поцеловала в макушку черных волос с проседью.
– Мамочка, ну прости меня, засранку.– Протянула я жалобным голосом.
Рыдающая, внезапно хрюкнула, отозвавшись на мою остроту. Обняла мою руку, затем притянула мое лицо к себе и поцеловала в висок.
Обычно все скандалы в доме так и происходили: сначала обвинения, затем, когда гнев сходил, примирение. Моя мама, хоть периодически и устраивала нам с братом разбор полетов, все же была очень доброй женщиной и отходчивой. Конечно же, после тотального избиения, она корила себя и не могла простить, что причинила боль своим родным кровиночкам. Поэтому, после кнута, приходило время пряников (самые лучшие время для меня и Штефана): она готовила всякие вкусности, и разрешала то, на что бы никогда не согласилась – в общем, в такие моменты мы вили из нее веревки.
– Ох, доченька. Вот будут у вас самих детки, тогда вы поймете. Тогда попомните мои слова.
– Мамочка, ну все же хорошо. Видишь, ничего не случилось.
– Это пока, не случилось. Кто знает, когда в дом беда ворвется? – Вздыхая, отозвалась мама.
Я поняла к чему она клонит, это все после того происшествия четырнадцатилетней давности, о котором я ничего не помню, так как еще под стол пешком ходила, но бабуля мне потом сама рассказывала эту историю и о горе, коснувшегося каждой семьи нашего поселения.