Настоящий
Шрифт:
Просыпаясь с мягким стоном, он с легкостью хватает меня и улаживает мое тело к себе таким образом, что теперь я прижимаюсь к его груди, и он медленно целует впадину моего уха.
– Брук, - говорит он.
Только одно слово.
Звучит хрипло от сна, и так низко и интимно, это могло бы быть предложением, любым предложением, на которое моим ответом есть и всегда будет "да".
– Да, Реми, - шепчу я, мой голос так же слабый, как его, когда я вдыхаю его ключицу.
Он рычит и медленно вдыхает меня.
–
– Почему ты все еще одета в это?
Прежде, чем я могу напомнить ему, почему, я слышу, как он намеренно расстегивает молнию.
Каждый мой мускул сжимается. Я тихо стону и прижимаюсь носом к его шее, становясь ближе к нему, как котенок, нуждающийся в его ласке.
– Я ждала, чтобы самый сексуальный мужчина в мире снял их с меня.
Около трех часов ночи, Ремингтон рычит "голодный" мне в ухо, встает и направляется в кухню, и когда я растягиваюсь в постели, мой желудок мгновенно соглашается.
Я включаю лампу, и надеваю на себя первое, что попадается мне в чемодане. И этим является одна из его красных атласных накидок РАЗРЫВНОЙ.
Я плотно стягиваю пояс на талии, ткань чувствуется восхитительно и здорово на моей коже. Накидка великовата на меня, и достигает нижней части моих икр, но я усмехаюсь, потому что просто люблю носить его вещи. Я выхожу после него осмотреть, что Диана оставила для нас на кухне.
В духовом шкафе находятся две теплые тарелки курицы, покрытой пармезаном и с салатом из шпината и свеклы и с красным картофелем. Я вытаскиваю их и беру нашу посуду, когда замечаю Ремингтона, развалившегося за обеденным столом с восхитительным обнаженным торсом и в спортивных штанах низко на талии.
Он черпает арахисовое масло палкой сельдерея и жует, но перестает, есть, когда замечает меня, и сразу проглатывает все, что у него было во рту.
Его глаза расширяются, он бросает оставшийся сельдерей и откидывается на спинку стула, скрестив мускулистые руки так, что переплетения его татуировок в верхней части его бицепсов выглядят темными и сексуальными.
– Только посмотри на себя, - говорит он, его слова звучат рычанием чистого мужского удовольствия.
Слово РАЗРЫВНОЙ восхитительно вонзается мне в спину, когда я направляюсь к нему с тарелками, усмехаясь.
– Я отдам это, когда мы вернемся в кровать.
Он качает головой и хлопает по своему колену.
– Что мое, то и твое.
Я ставлю на стол еду, а он берет меня за бедра сквозь атлас и привлекает меня, чтобы сесть к нему на колена.
– Я так чертовски проголодался.
Он хватает пальцами кусочек красного картофеля и направляет в рот, облизывая пальцы.
– Тебе бы понравился красный картофель моей мамы. Она добавляет кайенский перец, что придает ему немного пикантности, -
– Ты скучаешь по дому?
Вопрос заставляет меня посмотреть на него, как он ест другую картошку, и я осознаю, что у него на самом деле никогда не было дома. Есть ли у него?
Его домом были боевой ринг и куча отелей. Его семьей были его команда и его фанаты.
Из-за этого у меня чуть не разрывается грудь.
Когда он запер меня с ним в номере отеля, сразу после того, когда я впервые увидела, как Пит усыпляет его, Реми был в депрессии, а я даже не знала. Он держался за меня, чтобы сохранить рассудок, но этого я тоже не знала.
Все, что я знала, это то, что он не хотел, чтобы я оставляла комнату, и чтобы кто-то другой заходил. Он хотел, чтобы я была там. Он хотел, чтобы я к нему прикасалась, как будто это уравновешивало его, и мой рот был единственным теплом в его холоде, единственным светом в его тьме.
Ремингтон - не человек слов. Он - человек мужества и действий.
Этот большой, сильный мужчина иногда нуждается в том, чтобы о нем позаботились, и я клянусь, что я до смерти хочу быть той девушкой, которая заботится о нем. Так сильно я еще не желала кем-то быть.
Он, тот, кто никогда не имел дома, хочет узнать, скучаю ли я по дому?
Когда я сплю, как королева, в мягкой кровати, в его руках, ем здесь лучшую пищу, делаю свою работу, и провожу время с ним, когда он иногда нахальный, иногда сварливый, и всегда обожаемый?
Положив вилку, я оборачиваюсь к нему лицом, поглаживая его подбородок пальцами.
– Когда я не с тобой, я скучаю по дому. Но, когда я с тобой, я не скучаю ни по чему.
Его ямочки на миг появляются, и я наклоняюсь, чтобы легонько прикоснуться к одной. Он тихо рычит и трется своим носом по моему.
– Я буду держать тебя так близко, что ты не будешь скучать, - хриплым голосом говорит он.
– Пожалуйста, сделай так. И я уверена, что прямо здесь достаточно места.
Я осмысленно покачиваюсь на коленях, а он кусает мочку моего уха и крепко обнимает меня, говоря:
– Это верно!
Мы смеемся, и в конечном итоге едим с одной тарелки одной вилкой, по очереди кормим друг друга.
Когда я чувствую его беспокойство, что приходит с его манией, я понимаю, что он, кажется, хочет что-то сделать. Так что я уступаю, когда он полностью одолевает меня и дразнит мои губы вилкой, я послушно открываю рот и позволяю ему кормить меня.
Мне нравится, как его глаза становятся все темнее каждый раз, когда он смотрит, как я открываю рот для еды.
Он скользит свободной рукой под атласной рукав и с любовью ласкает мои трицепсы, в то время как он оборачивается к тарелке и берет на вилку немного еды для себя.