Наступление Ночи
Шрифт:
Мы должны знать, что это значит? спросил Фитц.
Рассмотрим, что мы учим об Атлантиде на истории эльфов, сказал им мистер Форкл. Как жадные, злобные люди планировали войну против наших невинных предков, потому что они боялись естественных способностей эльфов и жаждали большей власти.
Но если бы Веспера захватывала людей и экспериментировала над ними… и Совет отказался расследовать, что происходит,
— Ты все еще дышишь там, Фостер? — спросил Киф.
Она пыталась.
Но все это было слишком тяжело… слишком огромно. И дело было не только в Атлантиде.
Эльфы не просто потопили свой мерцающий город под океаном. Они расторгли все договоры.
С этого момента люди больше не считались «разумным видом»… им больше не позволялось знать истинные реальности окружающего их мира.
И все это время, преступления эльфов вызвали это.
И монстр, который совершил эти преступления, был на свободе… и у нее были родители Софи…
Девушка отстранилась от Фитца и Кифа, обхватывая себя руками, пытаясь удержать себя вместе.
— Вот почему я не хотел говорить тебе, — пробормотал мистер Форкл.
— Секреты — вот почему мы в этом беспорядке! — сорвалась Софи. — Если бы Совет не стер Весперу из умов и не запер все в тайнике, мы могли бы уже найти Наступление Ночи!
— Она не ошибается, — отметила Ро.
— Даже если это не так, — сказал ей Бронте, — мы не можем изменить то, что было сделано.
Софи знала, что он говорил о прошлом, но она не могла не задаться вопросом, применимы ли слова и к ее родителям.
Что, если все, что они выдерживали, было слишком много… даже для Стирателей?
Руки обернулись вокруг нее… так много, что она задумалась, все ли в комнате пытались обнять ее сразу.
Но даже с этой поддержкой — даже с бурей ментальных бризов Кифа — ничто не могло остановить зияющую дыру от дальнейшего разрыва внутри нее.
Она боролась так долго, так старалась держать все под контролем — смотреть на перспективу — чтобы удержаться от падения в схемы Невидимок.
Но она не могла перестать представлять своих родителей в этом древнем, жутком месте.
— Скажите мне, что у нас есть план, чтобы найти их, — взмолилась она.
Каждый молчаливая секунда расширяла эту дыру, и Софи погрузилась в нее… почувствовала себя в темной пустоте.
Она опускалась еще больше, когда они заговорили о поисках в Атлантиде, а также о проведении исследования, и взломе тайников, и создании лекарства от сопоридина для Альвара, и встрече с Феллоном Васкером, и об охранниках Люменарии.
Она не была уверена, что ожидала услышать, но не могла слушать те же бесполезные заверения… не могла притворяться, что у них есть шанс.
— Простите, — она расплакалась, вырвавшись из душных объятий и убегая наверх.
Крики последовали за ней, но она захлопнула дверь — отрезала их — зарылась под одеялами, сжимая Эллу.
Она
Сон тоже не шел… но она не могла встать. Не могла открыть глаза. Не могла ответить, когда родители пришли проверить ее.
— Я не должен был тебе говорить, — прошептал знакомый голос, и боль в словах, наконец, дошла до нее.
Она откинула одеяла и обнаружила дневной свет — и магната Лето — и поняла…
Школа.
Она пропустила школу.
— Если бы мой брат был здесь, — сказал магнат Лето, садясь на самый дальний угол ее кровати, — подозреваю, он бы отговорил меня от обмена. Он всегда лучше знал твои пределы. Но теперь есть только я и… я сделал неправильный выбор.
Софи сосредоточилась на хрустальных звездах, висящих над ее кроватью.
— Скрывать это от меня — ничего не меняет.
— Это меняет тебя, — сказал он. — Это заставляет тебя бороться. Держит тебя устойчивой. Не дает тебе стать такой.
Она смогла увидеть это… беспокойство в его глазах смешалось с полным сомнением в себе. И она знала, что если не исправит это, все вернется к тому, как было раньше, когда Черный Лебедь попытался скрыться от нее загадками и расплывчатыми записками.
Поэтому она вытащила себя из кровати, направляясь к стопке нетронутой домашней работы.
— Теперь мне лучше, — сказала она ему. — Мне просто нужно быть занятой.
Он не выглядел убежденным.
Ни Грэйди, ни Эделайн, которые прятались в дверях и наблюдали за ней, как за каким-то испуганным животным.
Она попросила завтрак, чтобы облегчить их беспокойство — или это был обед? Это мог быть даже ужин для всех, кого она знала — и когда Эделайн заставила появиться тарелки с едой, она заставила себя съесть каждый кусочек.
Фитц зашел, чтобы проверить ее в ту ночь, и она попыталась подарить ему настоящую улыбку… пыталась покраснеть от его нового подарка. Но ее сердце даже не трепетало, когда он обнял ее и пообещал, что все будет хорошо.
Возвращение в школу было абсолютным страданием, но она заставила себя сделать это… заставила себя пройти через движение. Она должна была убедить все нервные взгляды, наблюдающие за ней, что она в порядке, поэтому они продолжали включать ее в свои ночные обновления… даже если не было хороших новостей.
Так она выдерживала бесконечную картину: встречи, домашнее задание, исследование, проверки сестры, время ложиться спать, повторение. Даже если казалось, что она тонет.
Друзья так старались ей помочь… особенно Киф. Он постоянно дразнил и подталкивал ее, пытаясь растянуть малейший намек на настоящую эмоцию. Но у нее не было энергии. Ей потребовалась каждая унция сил, чтобы каждый день вытаскивать себя из постели, есть то, что было перед ней, отвечать на вопросы, когда люди спрашивали, и не постоянно зацикливаться на том, сколько дней ускользало… или что это означало.