Наступление
Шрифт:
– Так точно. Разрешите исполнять?
Министр хлопнул себя по карману, потом прошел к стене, открыл фальшпанель, пошерудил ключом в бронированной дверце…
– Надо же… Честный человек мой предшественник оказался, не выпил чужое.
И с победоносным видом громко хлопнул на стол бутылку пятизвездочного армянского…
Москва, Кремль. 28 ноября 1987 года
Хозяева меняются – власть остается…
Хоть и сменились хозяева в цитадели власти, хоть и отзвучал на Красной площади траурный оркестр, и на буксируемом БРДМ лафете на кладбище вывезли очередного генерального секретаря – что-то часто они у нас стали, хоть выборы как в США устраивай… – а жизнь продолжалась. Все так же бой часов на Иване Великом извещал о наступлении полудня, и все также у Мавзолея на посту N 1 сменялся караул. Внутри же Кремля текла обычная политическая жизнь империи, недоступная и загадочная…
Генерал-майор государственной безопасности, член Политбюро ЦК КПСС, исполняющий обязанности Председателя Президиума Верховного Совета СССР Гейдар Алиевич Алиев ехал в Кремль…
Черный правительственный ЗИЛ в сопровождении машины охраны еще не выехал на площадь, еще неслись, смазанные скоростью дома – а Гейдар Алиев уже думал, что скажет в Кремле. Как разыграет партию…
Шахматную, конечно, с ЦК КПСС он разыгрывать, конечно же не собирался. Он просто хотел стать ее генеральным секретарем.
А вы как думали? Это – Восток. На Востоке никто и никогда не примет своего подчиненного положения и все будут пробиваться на самый верх. Восточный человек никогда не откажется от мысли стать первым – если он уже не первый. А как только он станет первым – попробуй сними его.
Но для этого – много еще надо сделать. Нужно переориентировать внимание всех – ЦК, МИДа, армии – на Восток. Тогда – вопрос этот решится сам по себе. Автоматически так сказать. Ну а пока – надо подбирать кадры. Хорошо подбирать…
Пожилой, седой, благообразного вида старик с тонкими длинными пальцами пианиста и густыми седым бровями на типично кавказском, в резкими чертами и орлиным носом лице спокойно и уверенно, опираясь на дорогую палку из черного дерева вошел в номер одного из санаториев ЦК КПСС под Москвой, расположенный на последнем этаже. Весь этаж уже перекрыли. Посмотрел на ожидающего его в кресле человека, старик мрачно усмехнулся и без приглашения уселся в кресло, отставив чуть в сторону давно поврежденную ногу.
Они просто сидели и смотрели друг на друга. Не два человека – два волка-оборотня, равные по силе и давно заложившие свои души. Один родился в Нахичевани, в семье железнодорожного рабочего, и всю жизнь пробивался наверх сам, грыз зубами, рвал – но пробивался. Второй родился в семье шайха, потомка правителей этой земли еще до прихода русских и советской власти и стал судьей Верховного суда республики. Председателем Верховного суда Азербайджана был другой человек – но все знали, народ знал, что как сказал Ахмад-кади, так оно и будет. Он был судьей азербайджанского народа не по назначению, а по праву и только он хозяин этого номера и гость знали, что было в прошлом между ними. В лифте, в доме, где жили Алиевы – охраняемом днем и ночью! – нашли мощное взрывное устройство – только чудом председатель КГБ Азербайджана тогда избежал смерти. Второй раз его пытались достать прямо перед назначением в Москву – двоих залетных взяли до того как они вышли на цель, совершенно случайно. Знал и гость этого номера – тайну гибели министра внутренних дел Азербайджана, своего давнего и верного человека. Несмотря на то что Алиев знал Ахмада-кади – он так и не посмел тронуть его лично, потому что знал: за такое не простит народ, а это страшнее, чем разнос в Политбюро. Отца Ахмада-кади расстреляли вместе с Мир-Джафар Багировым, и он помнил это…
Наверное – и последняя опала не обошлась без светлоглазого азербайджанского кади. Горбачев никогда не бросался на своих врагов один, он никогда не рисковал – он всегда любил, когда набрасывались сворой, он же – нападал последним. А то и вовсе – возвышался над схваткой этаким судьей.
И те документы Горбачу Ахмад-кади передал, наверняка…
И как держится…
Они просто сидели и смотрели друг на друга, и воздух в комнате сгустился до невозможности, так сгустился, что стало трудно дышать, и хоть была зима – но казалось что в воздухе звенит на невыносимо высокой ноте неизвестно откуда взявшийся к зиме комар…
– Саламын хардадир [41] , Ахмад-кади? – наконец спросил старика Алиев, глядя ему в глаза – или ты забыл слова приветствия.
– Салам алейкум, Гейдарь-мюдюрь [42] … – отозвался старик чистым, негромким голосом, типично судейским, немного нудным и учительским, привычным к зачитыванию длинных приговоров – разве ты забыл, что по нашим обычаям первым должен произнести приветствие младший, а потом уже и старший? Или ты так постарел в Москве, что стал старше меня?
41
где твое приветствие, такой вопрос обычно задают детям, когда они забывают здороваться со старшими
42
господин (азерб), кстати обычно с такой приставкой имя не произносят, это грубость.
– Мои годы летят не быстрее твоих, Ахмад-кади, но ты мой гость…
– Гость? – перебил старик – это радует. Есть надежда выйти отсюда живым, если ты не забыл наши традиции. Или ты подождешь, пока я выйду из этого дома и лишь потом прикажешь свои нукерам выстрелить мне в спину?
Алиев принужденно рассмеялся
– К чему вспоминать старое Ахмад-кади? Злобная бумага в моем положении может причинить куда больше вреда, чем злобный человек. А вы ас в бумагах.
– Что ты хочешь, Гейдар? – в лоб спросил судья – я старый человек, и нить моего терпения, раньше надежно державшая на поводке мой гнев, сильно истончилась. Если ты позвал меня сюда не для того, чтобы расправиться со своим старым врагом – для чего ты меня позвал?
– Я хочу, чтобы ты возглавил разведку, Ахмад-кади – сказал Алиев обыденным тоном, будто предлагал собеседнику стакан чая.
Русский человек на это рассмеялся бы или изумился – но на то он и русский. Азербайджанский кади, много его повидавший на своем веку, не один десяток человек отправивший в расстрельную камеру Баиловской тюрьмы не повел даже глазом.
– Какую разведку, Гейдар-эфенди? – спросил он, так же не отрывая взгляда от собеседника, но изменив обращение к собеседнику
– Нашу. Советскую разведку.
Кади сделал неопределенный жест рукой.
– Это необычное предложение. Ты понимаешь, чем оно грозит лично тебе Гейдар?
– Мне оно грозит тем, что работа будет делаться как надо – впервые за долгое время. В одиночку я их не сломаю, тут целая система.
– Почему ты не возьмешь кого-нибудь из системы? Возвысь его, и будешь для него мюдюрем…
– Возвысь… Кого?!
Судья заинтересовался – в последнем вопросе Алиева было что-то такое, что он не смог сразу определить. Какая то… боль, причину которой он не мог пока разобрать.