Настя
Шрифт:
С недоверием косясь на Настю, подойдя к небольшому шкафчику у стены, мужчина, пошарив в его недрах, выудил заляпанную жирными пятнами книжицу, после прочтения название которой на его лице отразилось полное недоумение, откуда здесь это.
— Да тут только вот, “Му-Му”.
Настя, подшагнув к недоумевающему мужчине, ловко выдернула из здоровенной лапы книжицу, прокомментировав довольным тоном.
— Ну хоть что-то, по возрасту ребятёнку нашлось.
Затем, натянув на голову шапочку маску и тщательно расправив её, она вышла из кабинета руководства муров. Едва за женщиной закрылась массивная дверь как заговорил
— Что вы думаете Кабан, по поводу предложения от этой женщины?
Мужчина, заложив свои могучие ручищи за спину, размеренно расхаживая по комнате, морщил свое лицо, явно размышляя про себя и выстраивая одному ему ведомые логические цепочки. В открывшемся створе двери, показался Резвый. Который войдя в кабинет с явным недовольством покосился на вольготно сидевшего в кресле Кабана, пришлого полковника. Затем обратился к Кабану.
— Командир, что этой сучке от нас надо? А то может новый “станок” к нам сам пришел на апробацию? Если что не обидим, отдерем в лучшем виде, стыдно за нас не будет.
Кабан, остановившись посредине кабинета, сперва посмотрел на Сухого, затем, на вглядывающегося в его лицо Резвого и произнес.
— Резвый, если хоть волос упадет с головы этой женщины, то вскоре я тебе гарантирую личную встречу с Академиком. Или ты уже забыл какого в его глаза смотреть беспомощной куклой?
Резвый не даром столько прожил в мире Улья поэтому сообразил быстро.
— Так это что, его дама? Офигеть не встать.
Кабан, продолжил речь, поглядывая на своих партнеров.
— Полагаю, можно попробовать малыми силами, после заключения договора с Комиссаром, совершить рейд в глубь региона. Но это не снимает риск нашего сотрудничества, поскольку есть у меня опасения что как только им…
Рука Кабана указала в сторону где предположительно располагался Мирный.
— Станет что-то не выгодно в нашей дружбе, нас сольют на сторону. С другой стороны, на любое сотрудничество нужно время, а в этой ситуации оно работает на нас. Поскольку позволит укрепить базу и терять в вылазках меньше опытного народа. Уж извините Сухой, но сегодняшний бой отчетливо показал, что прибывшие с вами солдаты, несколько недопонимают специфику боя в условиях Улья. А перед матерыми зараженными, не смотря на усиленную психологическую подготовку на центральной базе, откровенно пасуют и теряются если не сказать ещё жестче.
После произнесения Кабаном нового имени полковника у Резвого аж глаза округлились от услышанного, он только и смог выдавить из себя.
— Офигеть не встать, вот баба полная оторва, покрестила значит внешника.
Кабан, посмотрев на своего зама, проговорил наставительно с нажимом в голосе.
— Резвый, ты на всякий случай рот себе зашей, потому как не дай боги Улья, сказать тебе кому кто у нас гостил.
Мужчина, обиженно посмотрев на командира, парировал.
— Чай не дурак, соображу уж как ни будь что за дружбу с нами бывает, знаю.
Прозвучавший из-за стола от сидевшего там Сухого вопрос, заставил обоих мужчин поперхнувшись уставиться на него, вытаращив от удивления глаза.
— Поясните Кабан, а все-таки, почему местные туземцы так плохо идут с нами на сотрудничество?
А в это время, Настя, войдя в отведённое им мурами крыло бункера, едва стянув с головы балаклаву, уставилась на довольные лица своих бойцов,
— В натуре пахан, конкретно фартануло это столько добра срубили с тварей. Чех, братан, красава если бы не он, то в натуре я в одно рыло не вытянул тему, кирдык бы мне пришел. Я как на элиту глянул меня в раз заколбасило не по-детски все как ты и рассказывала про этих тварей, такой тремор накатил я в упор в неё не попадал. Да и остальные кто там был все в лохов перед этой зверюгой превратились. Вот зуб даю, сам видел, как кто-то из стронгов в неё с десяти метров весь магазин в молоко засандалил, а другие еще хлеще зачмырились, прикинь, обосрались, полный абзац короче.
Настя, посмотрела на стоящего немного в стороне от стола с богатыми трофеями Чеха, привычно поглаживающего свою рыжую бороду и покрасневшего от похвалы товарища. Затем, по-матерински с теплотой, улыбнувшись, похвалила.
— Молодец, силен. Как только совладал с собой.
Мужчина, засмущавшись еще больше, скромно опустив взгляд в пол, проговорил негромко.
— Так я в начале тоже напугался как на нее посмотрел, затрясло всего, на ногах еле стою, а потом злость взяла, как меня, мужчину, воина, какая-то тварь пугает ну вот я ее и завалил короче, только это, волновался, поэтому кричал немного.
Настя, продолжая смотреть с теплотой на своих бойцов, ошарашила их своим приказом.
— Сейчас взяли по жемчужине и в рот. А с остальным потом разберемся.
Видя нерешительность мужчин, потратить на себя целое состояние по местным меркам, она, повысив голос, рявкнула на них.
— Сожрали быстро! И живчиком запили, вашу маму, будут они мяться как девочки.
Затем, косясь на растерянно глотающих жемчуг бойцов, напоминавших детей при приеме горького лекарства в больнице под надзором грозной врачихи, напустив на себя суровый вид она отправилась в душ. Понежившись в котором с непередаваемым наслаждением, вылила на себя полный бутылек с ароматным гелем и создав неимоверное количество пены, непривычно для жителей Улья, поминая добрым словом гостеприимством муров, плескалась под горячими струями воды, стекающими водопадами по мускулистому телу, затем, закутавшись в пушистый халат кем-то заботливо повешенный в раздевалки, вернулась к своим бойцам и с хитрецой посмотрев на Седого, протянула ему книгу.
— Держи, еле выпросила. А то как ты без литературы.
На что мужчина, взяв в руку заляпанную книжицу, неожиданно с интересом повертев ее перед собой, удобно расположился на кровати, завалившись поверх одеяла, ответив смотрящей на него с любопытством женщине.
— Может ты и права паханка. Интересная эта, как ее, мать ети, литература в натуре.
Читал Седой демонстративно молча, показывая всем своим видом что делиться сокровенным знанием книги он не намерен. Мол если вам интересно, то сами и погружайтесь в этот не передаваемый, напечатанный мир. В этой тишине, на Настю с Чехом накатила обволакивающая усталость, незаметно утащившая их в убаюкивающий сон. Так они и посапывали сладко, пока среди ночи не раздались возмущенные вопли Седого.