Наталия Гончарова
Шрифт:
«Как не встретились два солнца России? — восклицал русский мыслитель Сергей Булгаков. — Пушкин прошел мимо преподобного Серафима, его не приметя… Ему был свойственен свой личный путь и особый удел — предстояние перед Богом в служении поэта».
Всего единожды, лишь осенью 1830-го удивительно близко по земным меркам сошлись пути святого старца и великого поэта. И это сближение во времени и в пространстве не стало ли предтечей Болдинской осени?
Как знать, не разгорелся ли святой пламень пушкинского вдохновения благодаря молитвам Серафима Саровского? Прямая эта связь или нет, судить не нам. Но более такой плодородной осени в жизни поэта не было — такой божественной озаренности, такого взлета творческого
Вот даты, которыми любил помечать Пушкин свои рукописи, воссоздающие этот мощный поэтический поток: 7 сентября 1830-го — написаны «Бесы», 8 сентября — «Элегия», 9-го — «Гробовщик», 13-го — «Сказка о попе и о работнике его Балде», 14-го — «Станционный смотритель», 20-го — «Барышня-крестьянка»… Завершены «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», «Домик в Коломне», последние главы «Евгения Онегина», написано более тридцати лирических стихотворений.
«Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал», — позже признавался Пушкин своему приятелю Петру Плетневу.
Да, в жизни поэта были еще две осени, проведенные им в сельце Болдине. Но словно гаснет вдохновение, будто кто-то незримый медленно задувает свечу…
Осенью 1833-го были созданы поэмы «Медный всадник» и «Анджело», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях», «Сказка о рыбаке и рыбке», стихотворение «Осень». А в последнюю осень, проведенную в Болдине, написана лишь «Сказка о золотом петушке»…
Конечно, досужие пушкинисты объясняют это причинами чисто житейскими: необходимостью уладить дела в имении, недостатком свободного времени. И забывают одну, казалось бы, столь далекую и не связанную с жизнью и судьбой поэта — в январе 1833 года не стало батюшки Серафима…
Отцы пустынники и жены непорочны, Чтоб сердцем возлетать во области заочны, Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв, Сложили множество божественных молитв…На рукописи этого стихотворения — по сути, поэтическом переложении великопостной молитвы Ефрема Сирина — Пушкин нарисовал молящегося в келье монаха. Исследователи пушкинской графики сходны в суждении: поэт изобразил преподобного Серафима Саровского! Да и первые строки пушкинской молитвы, не говорят ли они о подвижниках из Саровской пустыни и монахинях Дивеевской обители?
Знал ли Пушкин о деяниях святого старца? Думается, да. Ведь весть о молитвенном подвиге, когда отшельник, приняв монашеский постриг с именем Серафим, тысячу дней и ночей молился, стоя коленопреклоненно на камне, уже летела по России.
Великое чудо веры и любви обратилось чудом «детородной» Болдинской осени. Самой поэтической в мире.
Натальины сосны
Наталия Николаевна никогда не бывала в Болдине — ни невестой поэта, ни его женой, ни вдовой… Но ее именем словно освящена вся неброская здешняя земля. Ее присутствие незримо, незаметно, но оно во всем — словно отражен прекрасный лик и в зеркальной глади прудов, и в старинных зеркалах пушкинского дома, где так и не суждено было ей стать хозяйкой…
Ее «небесные черты» хранят рисунки, набросанные Пушкиным на рукописных листах, что, как и прежде, в изобилии лежат на рабочем столе поэта, на конторке. Любовью к Ней слагались пушкинские шедевры.
…Пушкин живет в Болдине, словно на острове, огражденный от всего мира холерными карантинами. Из этого нижегородского сельца летят в Москву послания, адресованные невесте. И верно, она не раз перечитывала эти страстные и такие необычные любовные признания:
«Моя дорогая,
«Мой ангел, ваша любовь — единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка (где, замечу в скобках, мой дед повесил француза-учителя аббата Николя, которым был недоволен)»;
«Будь проклят час, когда я решился расстаться с вами, чтобы ехать в эту чудную страну грязи, чумы и пожаров…»
И уже, будучи ее мужем, он всегда тосковал в разлуке и писал ей из Болдина нежные письма:
«Мне здесь хорошо, да скучно, а когда мне скучно, меня так и тянет к тебе, как ты жмешься ко мне, когда тебе страшно»;
«Ты говоришь о Болдине. Хорошо бы туда засесть, да мудрено. Об этом успеем еще поговорить».
Нет, не успели…
«Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, — а душу твою люблю я еще более твоего лица».
Письмо послано Наталии Николаевне из Тверской губернии накануне ее дня рождения, в августе 1833 года. По сути, это и есть поздравление жены с Натальиным днем. Ведь предваряет его Пушкин словами: «Письмо это застанет тебя после твоих именин».
Пройдет чуть более двух месяцев, и в Болдине, в начале ноября Пушкин завершит «Сказку о мертвой царевне…»
Свет мой, зеркальце! скажи, Да всю правду доложи…«Гляделась ли ты в зеркало…» Возможно, именно эти строчки, обращенные к Натали, возродили к жизни давнишний замысел — и сказка, слышанная Пушкиным еще в Михайловском, появилась на свет Болдинской осенью 1833 года.
Привиделась ли тогда поэту знакомая картина: красавица жена, втайне любующаяся своим отражением? И как причудливо отразился в сказочном мире, в волшебном зеркале, иной лик — гордой и злой царицы, красавицы без души и сердца. Полного антипода милой Наташи.
«Дай Бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином!» — мечталось когда-то Пушкину.
Наталия Николаевна, Натали, Таша… Даже деревья хранят ее имя: есть в Большом Болдине сосны — Натальины. Посажены они сыном Александром у барского особняка во Аьвовке по просьбе самой Наталии Николаевны — по четыре сосны с каждого угла дома в память о детях: Марии, Александре, Григории и Наталии Пушкиных. И верно, давая наказ старшему сыну, вспоминались ей тогда и сосны в Михайловском, воспетые ее великим мужем:
…Они все те же, Все тот же их, знакомый уху шорох — Но около корней их устарелых (Где некогда все было пусто, голо) Теперь младая роща разрослась, Зеленая семья, кусты теснятся Под сенью их как дети…Тех знаменитых пушкинских сосен уже давным-давно нет. А Натальины красавицы сосны во Аьвовке вошли в «могучий поздний возраст» — высоко в небе покачивают своими вечнозелеными вершинами…
«ПУШКИН ЖЕНИТСЯ!»