Натуральный обмен
Шрифт:
Минут через двадцать мы въехали в центр. В машине царила атмосфера напряжённого молчания, воздух казался разряженным, запах цитрусов раздражал и хотелось побыстрее избавиться от общества обоих, но сбыться этому было не суждено.
— Значит, так, — вновь сказал муж, разворачиваясь, — перейдёшь дорогу, сядешь на автобусной остановке, подъедет машина, убедишься, что эта там, передашь конверт только после того, как она выйдет, не раньше. Если её не вернут и потребуют что-то ещё, можешь заказывать памятник, я больше пальцем не пошевелю, — я поджала губы, а
— Я не тупая, Олег, — ответила дрогнувшим голосом, а он поморщился и продолжил:
— Потом сиди и жди меня, есть разговор. Эта пусть катится куда подальше, чтобы на глаза мне не попадалась.
Передал конверт, я молча взяла его и вышла со слезами на глазах. Не привыкла я к подобному тону, с его стороны особенно. Бывало, язвил, острил, подкалывал, но чтобы откровенно издеваться — никогда. Шла через дорогу по пешеходному, не забыв посмотреть по сторонам, торопливо вытирая слёзы со щек, и едва успела сделать шаг назад, чтобы не угодить под колёса. Прямо передо мной пронёсся автомобиль, а высунутая через водительское окно рука выхватила из моей тот самый конверт. Я отшатнулась, испугавшись, услышала скрип резины по асфальту и громкий гудок, но сделать уже ничего не могла, как и водитель, решивший, что его полосу я уже покинула, заднюю не включу и он может ехать.
Спасло меня и мои кости лишь то, что перед пешеходным он все же успел сбросить скорость, а перед столкновением с моим бренным телом вдавил педаль тормоза в пол, но встреча с капотом приятной мне не показалась, как и последующая с асфальтовым покрытием дороги.
Слёзы брызнули из глаз, я задержала дыхание, справляясь с резкой болью, а выскочивший водитель нелепо метался надо мной и бормотал что-то невнятное.
— Милана, — услышала встревоженный голос мужа совсем рядом и пробормотала сипло:
— Минуту.
— Мужик, не мельтеши! — рявкнул на водителя, присев рядом со мной на корточки.
— В смысле?! — возмутился тот в ответ. — Я человека сбил!
— Несчастный случай, — выдохнула, когда боль наконец-то стихла.
Слегка расслабилась и перевернулась на спину из унизительной позы эмбриона.
— Я вызову полицию, — сказал водитель обреченно и полез в карман за телефоном. Исключительная порядочность.
Я неловко поднялась и слабо улыбнулась, спросив:
— Права лишние?
— Нет, — ответил осторожно, замерев с телефоном в руке.
— Давайте так… вы без претензий относительно треснувшего бампера, а я относительно всего остального. Идёт?
— Идёт! — обрадовался водитель и заспешил к своей машине, но на полпути остановился и прищурился, раздумывая.
— Нет, не афера, — вздохнула шумно.
— Точно? — спросил с сомнением.
— Мужик, не беси меня! — рыкнул Олег и его как ветром сдуло, а мы отошли на тротуар.
Олег попытался придержать меня под локоть, я дёрнула рукой, скривилась от боли, а он проворчал:
— Не выделывайся…
— Иди-ка ты… — начала с запалом, но он вдруг сделал шаг на встречу, ухватил обеими руками за лицо и поцеловал. — Перестань! — рявкнула, отстраняясь.
— Я что, уже не имею права поцеловать свою жену? — спросил с кривой ухмылкой.
— Как долго ты спал с Мариной? — вдруг спросила вместо ответа. Тихим, спокойным голосом. Стоя на тротуаре, у самой дороги, среди снующих по своим делам незнакомцев.
— Пару месяцев, — ответил, отведя взгляд. И издевка из голоса пропала и надменность из взгляда ушла. — Хер знает, как так вышло. Правда, Милк, не знаю. Сначала она просто устроилась в офис, на подработку. Языком трепать она умеет, общалась с некоторыми поставщиками, не суть. Официально не оформлял, трудовая в школе, приходила после обеда, уходила поздно, не каждый день, но часто. Сначала общались, потом ужинали, а потом… и как-то всё естественно, я вообще не понял. И злился я на тебя, за измены твои, всё себе позволял.
— И много их таких было?
— Много, Милк. Больше, чем до замужества. Я как с цепи сорвался. Бесило страшно, я ведь всё тебе дал, вот вообще всё. Работу свою унизительную могла бы бросить, детей родить, я же не возражал никогда, но тебе это ничего не надо. Хорошее отношение ты не ценишь, нравится задницей крутить перед полудохлыми мужиками, — я поморщилась, а он хмыкнул: — Хотела честный разговор — получай.
— Я тебе никогда не изменяла, — повторила, глядя ему в глаза, — ты сам себе вбил это в голову. Просто нашел повод для измен.
— Не совсем… — Олег криво усмехнулся, а рядом с тротуаром остановилась машина. — Лёгок на помин, — буркнул муж, а Максим открыл окно со стороны пассажира. — Судя по твоему лицу…
— Падла буквально растворился в воздухе! — возмутился Молчанов. — Тачка, разумеется, без номеров. Милана, ты не успела увидеть его рожу?
— Чёрная толстовка с капюшоном, — вздохнула, понуро опустив голову.
На самом деле, просто спрятала взгляд, рискуя выдать себя с головой. Нет, я не врала, и толстовка, и капюшон, всё было. Но я видела руку и татуировку «вася» на фалангах пальцев отлично помнила. И он об этом прекрасно знал. Я не раз подкалывала его, что у него татуха, как у зека, он каждый раз грозился отвесить мне оплеуху, замахивался, ржал и то и дело повторял:
— Армейская, Зорька!
И да, паршивец дал мне прозвище. «Корма» у меня, видите ли, здоровая, да имя коровье. Зорька и хоть ты тресни. На день рождения подарил мне шоколадку «Милка». Вообще, весёлый у Маринки был муж, простой, как хозяйственное мыло, каким только боком он во все это влез? Ладно, хоть за подругу спокойна. Теперь понятно, как она умудрилась успеть помахать гипсом.
— Как я уже сказал, — ответил Олег грубо, — я больше пальцем не пошевелю.
Я нахмурилась от такой перемены, Максим раздраженно выдохнул, стиснул зубы и процедил:
— Попробую что-нибудь нарыть, — резко тронулся с места, а Олег кивнул в сторону своей машины, которую, судя по всему, припарковал в нужном месте заблаговременно, и сказал спокойно:
— Договорим?
Настроение его металось как бумажный змей в ветреную погоду, я похлопала ресницами и закинула удочку, спросив невпопад:
— Олег, ты наркоман?
— Долбанулась? — разозлился в ответ и потянул меня за локоть к машине. Я слабо пискнула от боли в ноге, он хмуро посмотрел на меня и пошёл спокойнее, ослабив хватку. — К чему этот дебильный вопрос?