Научная фантастика. Ренессанс
Шрифт:
— Ну, как делишки? — с улыбкой осведомился президент.
Толпа приветствовала его воодушевленным криком.
— Подпустите людей поближе! — внезапно распорядился президент, обращаясь к фаланге телохранителей. — Давайте, братцы, подходите! Садитесь на землю. Мы тут все равны. — Президент благодушно улыбался плотной толпе в шляпах, сгрудившейся вокруг и не верящей своему счастью.
— Мы с Мариэттой только что отменно пообедали в Опелузасе, — сообщил президент, похлопывая себя по плоскому животу. Он сошел с трибуны и смешался с луизианским электоратом. Пока он пожимал
Президентская охрана, не привлекая к себе внимания, обрабатывала толпу портативными детекторами. Нарушение протокола, допущенное президентом, не застало молодцов врасплох.
«Все понятно: опять собирается разразиться болтовней насчет генетики!» — гласили титры.
— В общем, у вас есть право гордиться сельским хозяйством своего штата, — сказал президент. — Агронаука у вас хоть куда! Я знаю, конечно, что на севере, в «снежном поясе», есть узколобые луддиты, которые долдонят, что мелкие устрицы лучше…
Смех в толпе.
— Заметьте, я не против. Если есть ослы, готовые расходовать честно заработанные деньги на мелких устриц, мы с Мариэттой не возражаем. Ведь правда, дорогая?
Первая леди улыбнулась и помахала рукой в перчатке.
— Но, братцы, мы-то с вами знаем, что эти нытики, сетующие на убывание естественной пищи, устриц в глаза не видели! Естественная пища — скажите пожалуйста! Кого они пытаются обвести вокруг пальца? Да, у вас тут не город, но это не значит, что ДНК вам неподвластна.
«Он неплохо выстроил региональный уклон. Для уроженца Миннесоты это успех. Но почему так бездарно работают операторы? Неужели всем на все наплевать? Что творится с нашими некогда высокими стандартами?»
К обеду Лайл покрыл велосипед последним слоем эмали. Потом подкрепился кашей из тритикале и сжевал богатую йодом и прочими минералами губку.
После обеда он, усевшись перед настенным экраном, занялся инерционными тормозами. Лайл знал, что инерционные тормоза принесут большие деньги — когда-нибудь, где-нибудь, кому-нибудь. От самого принципа пахло будущим.
Лайл вставил в глаз лупу и стал копаться в механизме. Ему нравилось превращение кинетической энергии в электрическую. Энергия, затраченная на торможение, снова шла в дело. В этом было заключено волшебство.
Лайл видел будущее в инерционных тормозах, улавливающих энергию и возвращающих ее с помощью цепной передачи — непосредственно к мускулам ездока, без помощи опостылевшего бесплотного электричества. Если у него получится, велосипедист, ощущая естественность, будет одновременно чувствовать себя немножко сверхчеловеком. Система должна была быть простой, поддающейся несложному ремонту. Всякие выкрутасы не годились, с ними велосипед потерял бы свою сущность.
У Лайла было много конструкторских идей. Он не сомневался, что претворил бы их в жизнь, если бы не выбивался из сил, пытаясь удержать на плаву мастерскую. Многие велосипеды оснащались теперь микросхемами, но между настоящим велосипедом и компьютером все равно нет ничего общего. Компьютеры — просто коробки, принцип их работы не виден глазу. К велосипедам же люди испытывают сентиментальные чувства; когда речь заходит о велосипедах, в человеке просыпается романтик. Поэтому на рынке не прижились велосипеды с лежачим положением ездока, хотя у них было много механических преимуществ. Людям не захотелось сложных велосипедов. Они испугались, как бы велосипеды не стали вредничать, жаловаться, ныть, требовать внимания и постоянного усовершенствования, как это происходит с компьютерами. Велосипед — сугубо личный предмет и обязан служить долго.
Лайл услышал стук в дверь и пошел открывать. Внизу стояла рослая брюнетка в шортах, синей безрукавке, с волосами, собранными в хвост. Под мышкой у нее был легкий тайваньский велосипед.
— Это вы — Эдвард Дертузас? — спросила она, задрав голову.
— Нет, — спокойно ответил Лайл. — Эдди в Европе.
Она подумала и сказала:
— Я недавно в Зоне. Сможете заняться моим велосипедом? Я купила его подержанным и думаю, что его надо подправить.
— Конечно, — отозвался Лайл. — Вы обратились к кому следует: Эдди Дертузас не умеет чинить велосипеды. Он просто жил здесь. А мастерская принадлежит мне. Давайте-ка свой велик.
Лайл нагнулся, ухватил руль и втянул велосипед в мастерскую. Женщина уважительно смотрела на него снизу вверх.
— Как вас зовут?
— Лайл Швейк.
— А меня — Китти Кеседи. — Она помялась. — Мне можно войти?
Лайл взял ее за широкое запястье и помог забраться в будку. Ее нельзя было назвать хорошенькой, зато она была в отменной спортивной форме, как горная велосипедистка или мастер триатлона. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, но внешность обманчива. Косметические операции и биокорректировка получили такое распространение, что определение возраста превратилось в серьезную проблему. Тут требовался вдумчивый, прямо-таки медицинский анализ век, верхнего слоя кожи и прочего.
Она с любопытством огляделась и тряхнула своим коричневым хвостом.
— А вы откуда? — спросил Лайл, уже успевший забыть ее имя.
— Я родилась в Джуно. Это на Аляске.
— Значит, канадка? Здорово! Добро пожаловать в Теннесси.
— Вообще-то Аляска была штатом США.
— Кроме шуток? — удивился Лайл. — Я, конечно, не историк, но карту с американской Аляской не видел.
— Надо же, у вас тут умещается целая мастерская! Поразительно, мистер Швейк! Что за этой занавеской?
— Свободная комната, — ответил Лайл. — Раньше там жил мой сосед.
— Дертузас?
— Он самый.
— А теперь кто живет?
— Теперь никто, — грустно ответил Лайл. — Теперь у меня там склад.
Она кивнула и с явным любопытством продолжила осмотр.
Что это за трансляция?
— Трудно сказать, — ответил Лайл и выключил телевизор. — Какая-то несусветная политическая чушь.
Он осмотрел ее велосипед. Все серийные номера были спилены. Типичный велосипед из Зоны.