Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй
Шрифт:
– Отлично. Жаль, ствол пушки коротковат, но сойдет. Давайте действовать так....
Еще несколько минут, сопровождавшиеся непростыми рокировками и переползаниями друг через друга среди угловатого холодного железа, - и все было готово.
Забравшись в левую пулеметную башенку, где, как и во всех остальных гнездах, к сожалению, не было заметно ни следа штатных пулеметов, я выглянул в прицельное отверстие броневого яблока, потом покрутил ручку механизма поворота. Он тоже пошел со скрипом, но башня все же провернулась. Видимо, давным-давно истлевшие техники смазывали механизмы и трущиеся поверхности на совесть.
Плавно развернув башенку влево, я остановил ее точно напротив жвал затаившегося
Одновременно Брунгильда, сидевшая на месте наводчика, завертела ручку на колесе горизонтальной наводки. Башня сначала ушла немного вправо, а потом покатилась обратно, набирая инерцию. Короткий ствол орудия все же достал край панциря наполовину взобравшегося на танк членистоногого и набранной от веса всей башни инерцией отбросил его назад. Снаружи громыхнуло, и, раскрыв люки, мы увидели, как панцирный клоп, скрипя и конвульсивно дергая ножками, елозит на спине, неуклюже пытаясь перевернуться обратно. Пышная белая пена булькала между ногочелюстей и разбрызгивалась хлопьями.
– Вперед!
Брунгильда выпрыгнула из верхнего люка, спрыгнула с лобового листа и побежала по краю следующей платформы вперед, к голове состава, стараясь оставаться на виду у чудовища. Я тихо вышмыгнул из люка механика, невидимого с земли, спрыгнул на противоположную сторону путей, и на цыпочках поспешил в обратную сторону, туда, где валялись ящики с боеприпасами.
Что происходило с другой стороны состава, я не видел, но, судя по раскатистому реву, скрипу панциря и топоту, членистоногий гад все же сумел перевернуться и в весьма плохом настроении погнался за Брунгильдой.
Выполнение моей задачи не заняло много времени - добежав до громоздящихся высокой горой снарядных ящиков, я сбросил наполовину оторванную крышку с первого попавшегося, не трудясь расстегивать металлические запоры. Внутри, зажатые между деревянных реек с полуцилиндрическими вырезами, поблескивали старой латунью длинные трехдюймовые снаряды. Интересно, почему в Гардарике, давным-давно принявшей метрическую систему, снаряды так и остались в дюймовом масштабе? Вместо удобной цифры 3 гардариканские военные получили аж трехзначное миллиметровое число - 76,2. Сейчас меня, правда, интересовали не миллиметры и дюймы, а то, что было написано на гильзе. На вооружении стояли несколько разных трехдюймовых пушек и снаряды от одной модели не всегда подходили к другой. Ошибка окажется для нас фатальной. Как же тут разобраться?.. Наверху, первой строчкой стояло УШ-353Д. Наверняка код выстрела - то есть снаряда и гильзы с зарядом вместе.
Внизу - несколько дробных чисел:
4/1СВ - 4/40-Т
6 - 40 - 39
Понятия не имею, что это значит.
Но вот средняя строка - 76-27 - похоже, это как раз то, что меня интересует. Танковая пушка, которой вооружен Т-28, называлась... кажется, КТ-27. Точно! Повезло, это именно те снаряды, которые нужны.
Ухватив две увесистые, смазанные подсохшим солидолом чушки, я тяжело побежал обратно. Пятидесятифунтовая тяжесть гнула к земле, но я старался ступать тише. Рассвирепевший клоп наверняка убежал за Брунгильдой, забыв обо мне. С другой стороны, он уже продемонстрировал весьма приличную смекалку - могу поклясться, что догадался: если впереди мелькает стройная длинноногая фигурка в черном платье с кружевной оторочкой, догнать ее все равно не удастся. Зачем зря тратить силы - это любому клопу понятно. Хотелось бы и мне быть таким же стремительным, ловким и уверенным в себе, как наша прекрасная воительница.
Мысли мои были прерваны самым грубым образом. Донесшийся спереди оглушительный звон и содрогание бетонных стенок тоннеля свидетельствовали, что в нашем безупречном плане что-то пошло не так. Когда за силуэтом танка я увидел медленно встающую на дыбы двухосную платформу, в этом уже не могло быть никаких сомнений.
Сообразительный панцирный гад не стал, как раньше, лазить за Брунгильдой с одной стороны путей на другой, а сделал ход конем - вцепился клешнями и разом перевернул платформу, воспользовавшись тем, что она была нагружена не тяжелыми ящиками, а какой-то колесной повозкой с креплениями, держащими длинную толстую трубу, закрытую с одного конца и снабженную шарниром. Телохранительница, не ожидавшая такой атаки, едва успела спрыгнуть с платформы и вывернуться из-под катящейся с протяжным металлическим громом трубы. Что самое печальное, лежащая на боку поперек тоннеля платформа преградила ей дорогу к спасению, а членистоногий, торжествуя, уже наступал на загнанную в угол добычу, широко расставив клешни. Я похолодел. Казалось, Брунгильде осталось жить всего несколько мгновений, и уже ничто не в силах спасти ее.
Но я недооценил отважную девушку. Мгновенно сориентировавшись, она упала ничком и нырнула в трубу, имевшую в длину футов пятнадцать и диаметр около четырнадцати дюймов - точно по ширине ее плеч и бедер. Секунду спустя клоп хищно сцапал трубу острыми клешнями и попытался перекусить. Завизжала сталь, но труба выдержала. Членистоногий поднял ее повыше и затряс, тщетно пытаясь вытряхнуть упрямицу. Повертел в клешнях, поднес к глазкам, стараясь заглянуть внутрь. Потом с размаху бросил на бетон. Труба с протяжным вибрирующим звоном подпрыгнула и откатилась в сторону. В следующую секунду на нее опять обрушились удары громадных клешней, словно в кузнице.
Не отрывая глаз от картины безжалостного убийства, я, словно во сне, пролетел последние метры, оставшиеся до танка. Время растянулось, точно резина, а я лез, цепляясь за фальшборт, совал через люк длинные скользкие снаряды в руки бледной, как мел, принцессе. Ее губы прыгали, а в глазах плескался ужас.
Рукоять затвора никак не хотела сдвигаться с места, и я рвал ее, пока не понял, что надо нажать на предохранитель от случайных выстрелов. Поршень вышел и повернулся, открыв тускло поблескивающее жерло, которое тут же перекрыло латунное донце гильзы.
Потом перед глазами возникло перекрестье телескопического прицела с заборчиком-шкалой внизу. В окуляре заскользили неясные тени платформ и вагонов, потом стена тоннеля. Нащупав колесо привода вертикального наведения, я с хищной радостью увидел угол панциря, потом открытый торец трубы и половинку клешни, пытающуюся трубу расковырять. Опустив перекрестье еще немного, я со всей силы нажал на педаль правой ногой.
Труд неизвестных гардариканских оружейников не пропал даром - даже спустя пятьдесят лет ударник исправно разбил капсюль и поджег пороховые макаронины. По ушам ударило, точно палкой, танк качнулся на пружинах подвески. Я впился глазом в окуляр и... по коже продрало морозом. Панцирь покрыла сеть мелких трещинок и сколов, несколько членистых лапок торчали разлохмаченным живым мясом... но членистоногий был жив. Свалившись на левый бок и выронив трубу, он задергался, потом снова вскочил на ноги, крутанулся на меня, выставив вперед клешни в оборонительной стойке.
Как такое могло получиться? Двенадцатифунтовый снаряд, вылетевший из ствола со скоростью более тысячи футов в секунду, должен был, если не пробить туловище насквозь, то разворотить панцирь и убить гада. Промахнуться было невозможно, да и враг все же понес некоторый ущерб. Но это был не снаряд, а осколки... точнее, шрапнель.
Так вот в чем дело! Я ведь читал в справочнике, что дистанционные трубки шрапнельных снарядов поставлялись с завода с установкой на картечь, то есть на взрыв снаряда сразу же после вылета из ствола и поражение противника снопом из 260 свинцовых пуль. Так и получилось, потому что я совсем забыл об этом.