Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда
Шрифт:
– Ну, пока она ещё у нас есть, – добавил он, пристально взглянув на Чудакулли.
Затем Патриций немного попозировал иконографистам, посмотрел на большую красную кнопку на стенде перед ним и задумался о том, нет ли доли правды в разговорах о конце мира. Впрочем, протестовать было уже поздно, а позволить себе отступить Витинари не мог. К тому же, если он окажется именно тем самым, кто взорвёт мир, это в любом случае будет неплохо для его репутации. Неожиданная мысль развеселила Витинари, и он нажал на кнопку.
Раздались аплодисменты того сорта, когда аплодирующие понимают, что происходит нечто важное, но в то же время понятия не имеют, чему именно надлежит радоваться.
Оглядевшись вокруг, Витинари
– Похоже, Наверн, вселенную я не разрушил, это успокаивает. Стоит ли ожидать ещё каких-нибудь сюрпризов?
– Не дрейфь, Хэвлок, – Аркканцлер хлопнул Патриция по плечу. – Думминг Тупс запустил проект «Челленджер» ещё вчера, пока мы пили чай. Просто чтобы убедиться, что он вообще сможет запуститься. Ну а поскольку он запустился, останавливать его было бы глупо. Это, конечно, никоим образом не умаляет твою роль в церемонии, я тебя уверяю. Формальности в такого рода вещах стоят во главе угла, я же, со своей стороны, с гордостью могу заявить, что всё прошло как по маслу.
А это случилось шесть минут назад…
Глава 2. Великие думы
Большие-Пребольшие Штуковины обладают огромной притягательностью, которой не могут противостоять учёные Круглого мира. В основном научное оборудование обходится дёшево, кое-какое – дорого по своей сути, но вот цена отдельных приборов сравнима с бюджетом небольшой страны. Правительства всего мира обожают «Большую науку», поэтому зачастую проще получить добро для проекта на десять миллиардов долларов, чем на десять тысяч. Так же точно какая-нибудь комиссия за пять минут принимает решение о строительстве нового небоскрёба, а потом битый час спорит о цене поданного им к чаю печенья. И мы все знаем почему: ведь чтобы разобраться в проекте и определить стоимость здания, нужно быть специалистом, а в печенье разбирается каждый. К сожалению, с финансированием «Большой науки» дело обстоит примерно так же, если не хуже. Ведь администраторы и политики стремятся обеспечить себе карьерный рост, а «Большая наука» куда престижнее «маленькой», поскольку в ней крутятся большие деньги.
Впрочем, могут существовать и более весомые мотивы для крупных научных проектов: временами «большие» проблемы требуют «больших» ответов. Попытка собрать сверхсветовой двигатель из старых консервных банок на кухонном столе, может, и хороша в научно-фантастическом рассказе, но не в жизни. Чаще всего ты получаешь лишь то, за что заплатил.
Отправной точкой «Большой науки» можно считать проект «Манхэттен» времен Второй мировой войны, подаривший нам атомную бомбу. Эта сверхсложная задача потребовала участия десятков тысяч специалистов в различных областях. Проект раздвинул не только границы науки и инженерного дела, но и, возможно, прежде всего организации и логистики. Мы отнюдь не утверждаем, что поиск эффективных способов стирания людей в порошок – это именно то, что необходимо для успеха, но проект «Манхэттен» убедил всех в огромной важности науки. С тех пор все правительства упорно продвигают «Большую науку». Другие самые известные примеры подобного рода – посадка «Аполлона» на Луну и расшифровка генома человека.
Некоторые научные отрасли вообще жить не могут без Больших-Пребольших Штуковин. Пожалуй, самой главной из подобных отраслей является физика элементарных частиц, обошедшаяся миру в целую серию гигантских машин – так называемых ускорителей, исследующих свойства материи на микроуровне. Самыми мощными из них являются коллайдеры, с помощью которых учёные бомбардируют субатомными частицами неподвижные мишени или сталкивают частицы друг с другом в лоб и смотрят, что из этого получается. По мере того, как физика частиц продвигается вперёд, теоретики предсказывают всё новые и новые гипотетические частицы, которые становятся всё более странными и труднообнаружимыми. Требуется всё больше энергии для расщепления, всё более кропотливые математические вычисления и мощные компьютеры для сбора данных о том, что искомые частицы существовали, хотя бы самый кратчайший миг. Ускорители становятся всё больше и дороже.
Последний и самый внушительный из них – это Большой адронный коллайдер (БАК). Что такое «коллайдер», мы с вами уже знаем, «адрон» – наименование класса субатомных частиц, а прилагательное «большой» полностью оправдывает размеры ускорителя. БАК размещается глубоко под землёй, в двух кольцевых туннелях. Основная часть «колец» находится в Швейцарии, остальная захватывает территорию Франции. Главное кольцо имеет восемь километров в поперечнике, меньшее – около четырёх. В туннелях имеется две трубы, по которым 1624 магнита разгоняют до околосветовой скорости различные интересующие нас частицы: электроны, протоны, позитроны и так далее. Магниты необходимо охлаждать до температуры, близкой к абсолютному нулю, для чего постоянно требуется 96 тонн жидкого гелия. Эти магниты огромны и весят свыше 27 тонн каждый.
Трубы пересекаются в четырёх точках, где и происходят столкновения частиц друг с другом. Для физиков это всего лишь проверенный временем метод исследования материи. Сталкиваясь, частицы разлетаются на кусочки, порождая множество новых частиц. Шесть невероятно сложных детекторов, расставленных в разных точках туннелей, собирают данные о столкновениях, которые обрабатываются и анализируются мощными компьютерами.
БАК обошёлся нам в 7,5 миллиарда евро, что равно 6 миллиардам фунтов или 9 миллиардам долларов. Поэтому неудивительно, что проект этот международный, а в его осуществлении оказалась задействована «Большая политика».
Думминг Тупс жаждет обладать Большой-Пребольшой Штуковиной по двум причинам. Во-первых, им движет азарт интеллектуального познания – топливо, на котором функционирует факультет Высокоэнергетической магии. Юные ясноглазые волшебники, работающие там, хотят познать фундаментальнейшие основы магии и разгадать загадки, породившие такие таинственные теории, как квантовая чародинамика или третья производная слуда, а также роковой эксперимент по расщеплению чара, в результате которого случайно возник Круглый мир. О другой причине говорится в предыдущей главе: каждый уважающий себя университет просто обязан иметь подобные штуковины, если, конечно, он хочет считаться университетом.
В Круглом мире та же история. И касается она не только университетов.
Физика элементарных частиц началась со скромного оборудования и большой идеи. Слово «атом» на греческом означает «неделимый». Термин оказался заложником судьбы с самого начала его применения. Больше века назад физики «клюнули» на гипотезу о существовании атомов, но многие тут же начали сомневаться в правильности выбора столь буквалистского термина. И в 1897 году Джозеф Джон Томсон доказал, что сомневающиеся были правы, открыв «катодные лучи» – микроскопические частицы, испускаемые атомами. Они получили название «электроны».
Вы можете сколько угодно бродить вокруг атома, ожидая, когда он начнёт излучать новые частицы. Можете просить его об этом, а можете сделать ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться, а именно стукнуть его так, чтобы он разлетелся на кусочки, и посмотреть, куда что полетит. В 1932 году Джон Кокрофт и Эрнест Уолтон соорудили небольшой ускоритель частиц и в один знаменательный день «расщепили атом». Вскоре выяснилось, что атомы состоят всего из трёх типов частиц: электронов, протонов и нейтронов. Они невероятно малы, их не разглядеть даже в самые мощные микроскопы, тогда как сами атомы можно всё-таки «увидеть» в чувствительный микроскоп, использующий квантовые эффекты.