Наука под гнетом российской истории
Шрифт:
Но И.П. Павловым русская наука не ограничивалась. Ученые продолжали бомбить Наркомпрос и СНК прошениями о помощи, те выделяли кое-что, но такой помощи было достаточно лишь для того, чтобы с трудом поддерживать тающие силы. Чаще же и это не удавалось. 9 мая 1918 года В.И. Вернадский отметил в своем дневнике, что академик Н.И. Андрусов (геолог) “не может работать, только и думает о том, как бы раздобыть кусочек черного хлеба” [356] .
Пора было налаживать централизованное снабжение ученых хотя бы минимумом пропитания. Большую помощь руководству Академии наук в «пробивании» этой идеи оказал М. Горький: “Говорил я сегодня (14 ноября 1919 г. – С.Р.) с Лениным по телефону по поводу декрета об ученых. Хохочет. Этот человек всегда хохочет” [357] .
[356]
[357] Чуковский К. Дневник (1918-1923). Указ. соч. С. 162
Так, хохоча, Ленин 23 декабря 1919 года подписал декрет о создании Центральной комиссии по улучшению быта ученых (ЦеКУБУ), а 13 января 1920 г. в «Петроградской правде» было опубликовано постановление об учреждении ее Петроградского отделения во главе с Горьким. С 17 мая для научных работников Петрограда выделили 2000 пайков.
13 марта 1920 г. Г.А. Князев записывает в дневнике: “Ученым дали паек. Ссор не оберешься. Кость кинута, кругом грызня. Не далеко ушли от песьих привычек” [358] . Однако и пайки мало что изменили, тем более получались они учеными крайне нерегулярно. Выдавали их в Аничковом дворце, и старцы, с трудом передвигая ноги, с тележками и санками, должны были тащиться туда через весь город.
[358] Князев Г.А. Указ. соч. 1994. Кн. 5. С. 180
22 ноября 1920 г. очередная записка «О катастрофиче-ском положении научной работы в России» за подписью А.П. Карпинского и других академиков уходит в Совнарком: “… Те громадные жертвы, которые уже принесены за эти годы и крупнейшими мирового значения учеными силами и рядовыми работниками, жертвы, не имеющие себе равных в истории науки, громко говорят миру о том, как русские ученые поняли свою обязанность перед народом и страною, но жертвы имеют смысл и оправдание лишь тогда, когда они приносят пользу и помогают делу… Ясно, что если одни из русских ученых погибнут в России жертвой ненормальных условий, то другие последуют примеру сотен своих товарищей, работающих и теперь плодотворно на мировую науку за пределами России” [359] .
[359] Ленин и Академия наук. М., 1969. С. 85
Прошел год. Ничего не изменилось к лучшему. 4 ноября 1921 г. Л.Д. Троцкий сообщает Ленину, что “ученым нашим действительно грозит вымирание под флагом «нового курса»… Если перемрут, придется долго восстанавливать «преемствен- ность»“ [360] .
Таковы были первые шаги русской науки на пути строительства социализма. Понятно, что социализм могла строить только советская наука – принципиально иное новообразование, со своими «особостями», и большевики задачу трансформации русской науки в науку советскую решили довольно быстро. Избранный ими метод был традиционно российским: физический террор вкупе с идеологическим оскоплением интеллекта посеял в научной интеллигенции вполне осознаваемый ими страх и привел в итоге к единомыслию и послушанию [361] .
[360] Ревякина И.А. Четыре миллиарда рублей ученым Петрограда // Вестник РАН. 1994. Т. 64. № 12. С. 1103
[361] Романовский С.И. Российская Академия наук в годы Гражданской войны // Новый часовой. 1997. № 5. С. 113-127
Большевики, однако, не только стращали, иногда они поощряли полезные для них инициативы ученых. Одна из них явилась гипертрофированным осуществлением еще дореволюционной мечты многих из них: иметь свой собственный институт, чтобы развивать вместе с учениками мучившие их проблемы. Процесс этот начал воплощаться в жизнь уже в годы гражданской войны, когда с Российской Академией наук произошло невиданное: живые люди, члены Академии с “поразительной быстротой” вымирали, а сама Академия, как структурно – административная единица, активно распухала – в ней, как грибы после дождя, стали появляться научно – исследовательские институты и Академия из рядового научно – организующего центра на глазах трансформировалась в «систему научных учреждений». Понятно, что советская власть хотела пустить корни и как бы естественно прорасти уже в интеллектуальной сфере, а амбиции академиков только помогали этому процессу.
… К 1917 году в штате Академии наук было всего около 220 сотрудников и 37 действительных членов (академиков). Изменение персонального состава Академии за годы
Помимо уже отмеченного, гражданская война привела к безработице, невероятному росту чиновничества и резкому увеличению численности научных учреждений Академии наук. “Все люди какие-то озверевшие, – пишет Г.А. Князев 7 июля 1918 г. – Словно зачумленные… Взяточничество всюду… Все измучи- лись” [362] . Когда экономическую систему вынудили функционировать в противоестественных условиях, то единственное, что ос-тавалось делать, – это непрерывно реорганизовывать управление экономикой, что приводило к единственному результату: не контролируемому росту чиновничества. Уже к 1920 г. около 40% трудоспособного населения страны не работало, а «служило», тогда как в 1910 году чиновничество составляло всего 10% [363] . Началась эпоха «Главкизма»: к лету 1920 г. экономикой дирижировали уже около 50 главков [364] – Главторф, Главкожа, Главруда,…, Главнаука.
[362] Князев Г.А. Указ. соч. 1993. Кн. 4. С. 57
[363] Гимпельсон Е.Г. Влияние гражданской войны на формирование советской политической системы // История СССР. 1989. № 5. С.18
[364] Булдаков В.П., Кабанов В.В. “Военный коммунизм”… Указ. соч. С. 51
Наука уже с 1918 года стала своеобразным «приводным ремнем» между политикой и экономикой. Политика – это и привилегия рабоче – крестьянской молодежи при поступлении в вузы (декрет от 2 августа 1918 г.), и организация в университетах факультетов общественных наук (с 28 декабря 1918 г.), и создание Социалистической академии (1918 год). Экономика – это социалистическое строительство, плановое хозяйство, научное обеспечение потребностей промышленности. Наука в России всегда (на словах, по крайней мере) была ориентирована на практические нужды. Большевики же по сути официально поделили ее на фундаментальную и прикладную. Науку стали заказывать, ей стали диктовать.
Большевики при этом преследовали свои стратегические цели. Они прекрасно понимали, что старая русская интеллигенция была и остается противницей их социальной доктрины. А потому, проводя чехарду непрерывных реорганизацией на фоне не прекращающихся репрессий против интеллигенции, они стремились раздавить ее дух, чтобы интеллигенция стала податливым и послушным материалом, чтобы она готова была поддержать и научно обосновать любые их бредовые начинания.
Технология «обезвреживания» интеллектуального слоя нации была избрана самая простая, а потому наиболее надежная. Просто распространили классовый подход на образование и культуру. Уже с 1921 г. в вузы принимали только «своих», оставив на потомственных интеллигентов ничтожный процент. По-чти как в старой России: тогда существовали нормы на доступ в вузы поляков и евреев, теперь – интеллигентов.
С помощью подобной тактики “крепость под названием наука” (И.В. Сталин), конечно, была взята. Через ее стены переползли тысячи неучей и недоумков: малограмотных, зато идейно выдержанных и крайне агрессивных. Всего за несколько лет была, как в пробирке, выращена именно советская научная интеллигенция. Но оказалось, что науке она предпочитает «как бы науку», где истина добывается не в лаборатории, а с помощью цитат из классиков марксизма – ленинизма. Это были шариковы-только в очках и шляпах. Именно они заполонили многочисленные академические институты, которые бездумно плодили в годы гражданской войны.
Надо признать, что большевики эту разрушительную работу вели весьма умело, тонко играя на тщеславии и амбициях академиков, – ведь теперь почти каждый из них получал под свое начало институт, мог стать главой научной школы и в дальнейшем монополизировать «свою» науку. Это-то и было нужно. В.А. Стеклов оставил в этой связи характерные воспоминания. Он признал, что институты создавались при “ничтожном” составе сотрудников, что “их нет в настоящее время в России в достаточном количестве”. Поэтому институты организовывали «под себя». В.А. Стеклов создал Физико – математический институт. Он верил, что “хоть с трудом, а дело разовьется, не при мне, так после меня” [365] .
[365] Стеклов В.А. Переписка с отечественными математиками. Воспоминания. Л. 1991. С. 294-295