Наука умирать
Шрифт:
Сидевшие ближе не хотели ввязываться в перепалку и тянулись к огню, а защитник генерала не успокаивался. Мушкаев толкнул Савёлова и сказал:
— Пошли поможем артиллеристу корягу тащить.
— И я с вами, — присоединился Дымников.
Сумели быстро выбраться — их места охотно занимали другие: теплее.
— Они пытаются скрыться! — продолжал назойливый злой голос.
И в этот момент артиллерия красных начала обстрел. С яростным воем первый снаряд упал в реку — столб воды с землёй доносил брызги до костра — следующий ухнул на берегу возле домов. Там закричали раненые, заржали лошади. Огонь вёлся беглый. В туже минуту рвануло на берегу, где только что Марков командовал поисками переправы.
— Гаврилыч? Ты где? Живой? — в ответ раздался голос Маркова. — Давай ко мне. Идём вверх по речке. Там остатки моста.
Тройка сбежавших от костра успела отойти шагов на пятьдесят, когда снаряд упал точно в огонь. В непроглядную снежную муть взлетели пылающие головешки, лоскутья чёрных шинелей, куски разорванных тел.
— Царство им небесное, — перекрестился Дымников. — Особенно тому, кто искал обидчика генерала Маркова. А вы, поручик, на будущее придерживайте язык. И вообще, пока люди воюют, нужна и наука воевать, нужны и храбрые талантливые генералы. А Марков и храбрый, и талантливый.
— Наука воевать — это наука умирать, — упрямо заявил Савёлов.
— Вот... упрямый! — возмутился Дымников.
— Умирать нам всем надо учиться, — сказал Мушкаев. — Никто не знает, когда вызовут.
— Нам речку не перейти, — с сожалением заметил Дымников. — Сверху град, снизу вода, и красные решили бить по переправе.
Марков не мог знать, что сюжет легенды уже развивается, и сейчас начинается центральная глава, но он точно знал, что найдёт способ перевести армию через разбушевавшуюся реку, разбить красных на другом берегу и взять станицу Ново-Дмитриевскую. Правда, была ещё надежда на отряд Покровского, который по соглашению с Корниловым должен атаковать станицу с юга.
Конечно, Маркову удалось совершить задуманное.
Мост оказался полуразрушенный, полузатопленный, почти оторванный от берега. Через него погнали двоих пленных в шинелях. Они сразу рухнули в воду по грудь. Один в страхе рванулся обратно, полез на берег. Его пристрелили и столкнули труп в кипящую воду. Другой шёл. Примерно на середине реки вода была ему по плечи, дальше стало мельче.
— Это не переправа, Сергей Леонидович, — сказал Тимановский.— Люди устали — будут тонуть.
— Наладим по-другому, — уверенно ответил Марков.
Ещё было часа три дня, но противоположный берег тонул в тумане метели. Артиллерийский обстрел прекратился — красные решили, что переправа не состоится. Услышались характерные выкрики текинцев — Корнилов сам решил посмотреть обнаруженный мост.
Марков доложил о возможностях переправы и закончил решительным заявлением о том, что готов начинать движение полка на тот берег. Корнилов ничего не ответил, повернулся к конвойному текинцу и что-то коротко скомандовал. Тот без колебаний направил лошадь в воду, на доски моста, заливаемые бурным белым потоком. В самом глубоком месте вода доходила до полкорпуса лошади. Текинец быстро оказался на противоположном берегу и что-то по-своему кричал Корнилову.
— Начинайте, Сергей Леонидович, — спокойно сказал Корнилов. — Воспользуйтесь тем, что противник ослабил огонь.
— По-видимому, Покровский начал наступление, — предположил Марков.
— Покровский спит! — гневно воскликнул Корнилов. — Они расположились в станице Калужской, заняли асе дома, не пускают наших раненых. Люди гибнут! Мне доложили, что 18 повозок с ранеными заблудились в метели, и никого не удалось спасти.
Марков шёпотом выругался. Он не возлагал особых надежд на выскочку-летуна, но такого предательства не мог даже предположить.
— Сами справимся, Лавр Георгиевич. Я первый пройду переправу.
Он думал не о рождающейся легенде, а о том, что заставить измученных, голодных, покрытых корками льда и промокших до нитки офицеров войти в ледяную воду можно лишь одним способом — сделать это самому.
Роты уже собрались у берега молчаливой тревожной толпой. Корнилов с конвоем уехали греться. Метель не ослабевала.
— Господа! — крикнул Марков. — Переправа подготовлена. Я иду первым. За мной полк поротно, с командирами рот во главе. Кто боится утонуть — тех перевезут на лошадях. Хотя... такую мать... так ещё скорее утонешь.
Потирая руки, он сказал офицерам ещё несколько крепких фраз, посмеялся и прыгнул в воду — сразу по пояс. Пролетели какие-то минуты, и Марков уже кричал с другого берега:
— Не подыхать же нам здесь в такую погоду! Всех коней к мосту! Переправлять людей на лошадях. Кто может — пусть сам. Степаныч! Сколько можно лошадей вряд?
— Только две, Сергей Леонидович.
— Давай ко мне, Степаныч, а Гаврилыч там организует. Мою лошадь пусть переведут.
Если бы холод и снег с градом не сковали лицо, Мукашёв, наверное, рассмеялся бы истерически. Это же бред. Ад! Конный цирк в ледяной реке. Под аккомпанемент, хоть я редко, но опасно бьющей артиллерии красных! То шрапнель сыпанёт по воде и по людям, вызывая крики, стоны, ржание лошадей, то граната вздыбит землю со снегом. Не умеющие плавать и переправлявшиеся на лошадях падали в речку и тонули. Достигшие другого берега что-то кричали. Над рекой неслись непрерывная матерщина, вопли раненых, страдальчески гневное ржание лошадей.
Толпа на берегу раздалась — Миочинский подвёл к переправе два орудия. По его команде ездовые пришпорили лошадей, те рывком вошли в воду, заржали, шарахнулись в сторону, запутались в постромках. Пушка перевернулась. Ларионов, Брянцев и другие артиллеристы, не раздумывая, кинулись в воду спасать орудие. С громовым гулким треском разорвалась граната на берегу возле одного из домов. Стена вспыхнула языком пламени. Из провала в стене повалили офицеры.
«Ад!» — бормотал Мушкаев. К нему вдруг подошёл какой-то штабс-капитан из их полка, толкнул плечом, словно играючи, крикнул:
— Пошли, поручик, на тот берег. Чего здесь стоять мёрзнуть? Винтовку над головой — и в воду. Ну, кто первый?
И Мушкаев прыгнул.
Первым достиг берега штабс-капитан. С треском лопнула вверху шрапнель, озарив пургу секундной молнией, и он упал лицом в прибрежную грязь, так и не выпустив винтовку из рук. Мушкаев выкарабкался из воды рядом с ним, посмотрел — штабс-капитан был мёртв. Попытался вытереть руки о шинель. Бесполезно — не шинель, а мокрый панцирь. Направился туда, где в наступающих сумерках виднелась папаха Маркова и прорезал адский шум переправы его пронзительный голос: