Наука умирать
Шрифт:
— С генералом Марковым. Мы с ним знакомы ещё с Русско-Японской. Начали было разговаривать всерьёз, но сначала пришло известие о соединении корниловцев с войсками Покровского, а потом кто-то вспомнил меня по Ростову и потребовал немедленно расстрелять. Мне пришлось спешно отдавать концы, как говорит наш моряк Руденко.
Савкин ходил по кабинету, взявшись за голову, раскачивался и тихо бормотал:
— Ой, Миша. Это же, знаешь ли, невозможно. Идёт же Гражданская война. Пролетариат против буржуазии. Какие же, знаешь ли, переговоры?
— Иди. Расстреливай Автономова, как от меня требовал.
— Нет, Миша. Надо провести работу с его близким окружением. Есть же там настоящие большевики. И они, знаешь ли, могут подтвердить твоё заявление.
— Если ты мне не веришь...
— Как я могу тебе не верить, но дело, знаешь ли, серьёзное, и те, кто будут решать, потребуют серьёзных доказательств.
— Бумагу я сохранил. Автономову сказал, что уничтожил, а сам донёс в сапоге.
Тонкая крепкая бумага с печатью главнокомандующего:
«Сим удостоверяется, что бывший поручик Линьков уполномочен командованием советских Юго-Восточных войск вести переговоры с командованием Добровольческой армии. Автономов».
— Отдаёшь мне?
— Только тебе и могу. Сейф есть?
— Вот он.
— Вообще лучше на себе.
Допивали холодный чай, обсуждали всяческие нелепые планы. Савкин смотрел невидящими глазами — думал. Наконец решил:
— Мои шифровки идут через Ростов. Могут перехватить. Шифр, знаешь ли, очень хороший, но... Надо ехать самому.
В глухую ночь Екатеринодар не спал, а затаился в смертельном страхе. По улицам проезжали грузовики, легковые автомобили, казачьи патрули, проходили и пешие спецотряды. Задача была у всех одна: расстреливать и конфисковать имущество, то есть грабить. Расстреливать без всяких расспросов и допросов, а по списку, а то и просто на глаз. Богатый — значит за белых. Офицер — тоже. Купец — обязательно. Таких — к стенке, и точка. Под видом спецотрядов действовали обыкновенные бандиты в военной форме с винтовками. Для борьбы с ними назначались спецпатрули. Савкин взял с собой в легковой автомобиль четверых крепких помощников, в их числе и Линькова.
Вырулили к Черноморскому вокзалу, обогнали отряд красногвардейцев, проверили документы — в порядке. Свернули в тёмные глухие улицы. Вблизи грохнул винтовочный выстрел. В туманно-ярких лучах фар зашевелились фигуры в шинелях. Выстрелами из маузера остановили неизвестных, заставили бросить оружие. Трое напуганных, ослеплённых побросали на дорогу не только винтовки и наганы, но и мешки и какой-то тёмный ящик. Савкин вышел из машины, приказал открыть ящик и показать, что в мешках.
Линьков узнал среди задержанных Внукова и затаился в тени.
— Нам приказали... Мандат не выписали, — бормотал Внуков.
— Награбили? — возмутился Савкин, увидев часы, меха, столовое серебро. — Не знаешь их, Миша? Говорят, будто в спецотряде служат.
— Не знаю, — ответил Линьков, пряча лицо в воротник шинели.
— Будем, знаешь ли, действовать. К забору их.
— Пощадите, мы же свои... С кадетами воюем... Меня знают... Товарищ Линьков знает...
— Первый раз вижу, — возразил Линьков, стараясь оставаться твёрдым. — А меня полгорода знает.
— По бандитам огонь! — скомандовал Савкин, и ещё легче стало жить Линькову — оборвалась опасная нить, связывавшая его с преступниками.
Потом проезжали мимо госпиталя, и в окнах Ольги Линьков увидел яркий свет — не боится. Или её охраняют. Или там Автономов. Но это ненадолго.
Утром и двух часов не пришлось поспать Линькову — вызвал Савкин и обеспокоенно сообщил:
— Автономов не разрешает мне уезжать. Такой, знаешь ли, сердитый. Наверное, не выспался. Дам шифровку, чтобы прислали комиссию для расследования деятельности командующего.
Не выспался, значит?
— У него связь с белыми, с генералом Марковым, через одну женщину из госпиталя. Есть там такая Саманкина. По хозяйству.
— И её в шифровке укажу. Это, знаешь ли, убедительности придаёт.
После бессонной ночи Линьков вышел на улицу, как в серую холодную воду нырнул, не понимая, зачем вся эта суета, зачем он впутал Ольгу, зачем теперь идёт к ней.
Охранник долго не пускал, объясняя, что Ольга Петровна отдыхает после ночного дежурства. Наконец, вышла сама, непричёсанная, сердитая. Сказала, что устала и вообще больна.
— Знаю, отчего устала, — злобно намекнул Линьков.
— Не знаешь! — чуть ли не крикнула она. — Документы составляла на продукты. Наверное, эвакуируют меня с ранеными.
— Белых боишься? А красных не боишься?
Ольга грубо выругалась и захлопнула Дверь.
Брат Ольги носил фамилию родителей — Петухов. Это сестричка оставила себе фамилию мужа Саманкина, сгинувшего на Великой войне. В России брат заведовал военным продовольственным складом, накопил много ценностей, хранящихся в тайнике, и всегда мог узнать то, что ему надо, например, что за шифровка пошла из Екатеринодара в Москву. Дальше Ростова донос, конечно, не пошёл — сожгли бумагу случайно. Затем Петухов срочно собрался в командировку в Екатеринодар. Ехал на паровозе с бригадой.
Не раз свистели пули из тёмной степи, не раз останавливали и проверяли документы. В Екатеринодаре на вокзале показал извозчику маузер и царский рублик и погнал в госпиталь. Готовился материть сестру за неразумное пьянство с начальством, но его остановило деловое спокойствие Ольги, сидящей над списками продуктов, уют и порядок в комнатах. Да и сама она, казалось, была не в обиде.
— Что, Олюха, обратно всё переворачивается? — спросил он. — Надо самим нырять поглубже.
— Ты, чёрт, напугал с утра. Что случилось? Корнилов будто, ещё далеко.