Науковедческие исследования. 2017
Шрифт:
В свою очередь, и естествознание, и философско-научные исследования накопили фундаментальное теоретическое обоснование того, что не только социальный, но и физический мир, и вообще развитие, в какой бы области оно ни происходило (в природе, обществе, науке), есть в основе своей единая – именно статистическая, прецедентная – реальность. То есть глубинный предмет и ОН, и ЕН – единый, что и выступает фундаментальным обоснованием моделирования единства ЕН и ОН. Действительно, уже довольно давно выяснилось, что базовые вселенские процессы и на макроуровне, и на внутриатомном уровне, такие как вселенский термодинамический процесс, а также физические процессы, описываемые теорией относительности и квантовой механикой, носят статистический, т.е. вероятностный характер. Это процессы, где (аналогично социальным явлениям и процессам) фундаментальную роль играет случай – непрогнозируемое изменение, вызывающее к жизни реальность, которой раньше не было. Мощный вклад в понимание, что фундаментальные вселенские процессы имеют статистический характер, внесла эволюционная теория Ч. Дарвина, показавшая не просто эволюцию биологических систем, но эволюцию, которая носит именно прецедентный характер, обязанную прецедентам (случаям) индивидуальных отклонений от видовых признаков. Ч. Дарвин впервые со времен Аристотеля пришел к идее, что тот или иной наличный биологический вид – не сотворенная в готовом виде и неизменная данность, но реализованная возможность из заложенного в индивиде множества подобных возможностей, когда данный биологический вид мог бы быть и другим. Это и есть признание прецедентного характера биологических систем, саму возможность изменений, эволюции, развития которых и обосновал Ч. Дарвин, указав на прецедентный характер биологической эволюции – на то, что индивид «волен» в силу непредсказуемого, случайного стечения обстоятельств и факторов положить начало некоему новому виду. Тем самым любой наличный биологический вид оказывается прецедентным, вероятностным продуктом, продолжающим существовать лишь до тех пор, пока достаточное число его индивидов воспроизводят из поколения в поколение его признаки. И всегда есть вероятность прецедента накапливания на индивидуальном уровне
Прецедентно складывающаяся реальность может быть любой – эволюцией видов, как у Ч. Дарвина, или, как у Т. Куна, научным развитием. Кстати, идея Т. Куна о научном развитии через смену «образцов» – парадигм научной практики очень напоминает эволюционную теорию Ч. Дарвина, и ключевое у Т. Куна понятие «парадигма» в точности совпадает с понятием «биологический вид» у Ч. Дарвина – как прецедентно складывающаяся «матрица» соответствующей практики, когда практика всегда может отвергнуть «матрицу», если создаст иные прецеденты. Ч. Дарвин в естествознании XIX в. и Т. Кун в философии науки XX в. сделали сходное фундаментальное открытие, заключающееся в том, что «виды» («парадигмы») исторически меняются, обновляются по индивидуальным прецедентам, непредсказуемым в силу самого системного качества реальности, в которой эти «вольные» прецеденты не только происходят, но и должны происходить. Ч. Дарвин и Т. Кун, руководствуясь научной добросовестностью, совершили даже нечто «запретное» с точки зрения укорененного в человеческом мире и спасительного для человеческого сознания мифа. Они разрушили миф о том, что окружающая человека действительность и сам человек как ее часть надежно защищены некими «генеральными смыслами», неким «общим», организующим все видимое многообразие единичных вещей, явлений и событий в систему «объективных законов». Они показали, что само «общее», закономерное, воспроизводящееся во времени складывается в прецедентных системах и поэтому является относительным, зависимым от времени и места.
Собственно, статистический, прецедентный характер вселенской реальности (в данном случае в отношении физической реальности) математически установил И. Ньютон в законе всемирного тяготения, который не действует там, где нет масс, т.е. оказывается, что законы ньютоновской механики носят статистический характер, поскольку «последняя» физическая реальность представляет случайное распределение масс во вселенной. Продемонстрировал прецедентный характер физической реальности А. Эйнштейн, опровергнув в своей теории относительности представление об абсолютных времени и пространстве – показав их относительность, условность, зависимость от скоростей: переход из ньютоновской физической реальности в эйнштейновскую физическую реальность происходит при скоростях, близких к скорости света (300 000 км/сек). И если даже физическая реальность в своем фундаменте представляет прецедентную систему, то прецедентный характер социальной реальности, выстраиваемой во взаимодействии множества индивидуальных воль, очевиден. Люди сами создают прецедентную систему «общество» и сами же для собственного психологического комфорта творят для себя «абсолюты», передавая им свою ответственность. Отсюда – важный для человека миф о детерминизме как надежно упорядоченном, закономерном, предсказуемом, планомерном бытии. Однако реальность – физическая, биологическая, социальная – разрушает этот психологически удобный для человека миф, усилиями науки представая перед людьми фундаментально прецедентной картиной мира, в которой желанный детерминизм оборачивается психологически некомфортным «детерминизмом случая», выравнивающим права и ответственности единичного и общего, индивида и вида, отдельного гражданина и власти, поскольку общее в качестве своей функции управления обязано не самому себе, но прецедентному раскладу единичного в данное время и в данном месте. То есть получается – суть не в результатах, но в самой процедуре прецедентного их получения.
Понятие «процедура» – ключевое в понимании того, что такое наука, научный метод. Современная (начиная со второй половины XX в.) философия науки демонстрирует, что узаконивание научной, так называемой «объективной» истины происходит не в результате ее эмпирического обоснования, но в результате правильной процедуры ее получения. Этим современная философия науки вносит большой вклад в формирующуюся сегодня новую парадигму научного развития, обязанную в конечном счете новым коммуникационным технологиям, сделавшим человеческую коммуникацию глобальной и беспрецедентно демократичной. Эффекты глобализации для общества и науки заставляют, например, пересмотреть привычный в философско-научном сообществе образ П. Фейерабенда как эпатажного философа. Действительно, в представлении П. Фейерабенда, институт науки, как он сложился в мире с Нового времени, осуществляет процедуру – но не объективного, родившегося вместе с человеком познания как такового, а того, что называется научным мировоззрением. Научное мировоззрение, как любое мировоззрение, представляет лишь одну из возможных картин мира на правах исторической традиции. Историческая же традиция когда-то возникает и подвержена изменениям вплоть до собственного исчезновения – просто потому, что исторически меняется, развивается ее социальный, человеческий контекст. Для П. Фейерабенда наука как научная традиция (как и любая историческая традиция) – не более чем процедура, нацеленная не на какие-либо результаты, а на воспроизведение себя самой с помощью выполнения определенных норм, стандартов, метода, которые называют научными и декларируют в качестве средств для достижения объективной истины.
Если П. Фейерабенд и «радикал», то вся его радикальность проявилась лишь в том, что он развернул логику идеи приоритета процедуры познания над результатами познания в картину научного познания, которое не только может мотивироваться, но и реально мотивируется интересами, посторонними по отношению к интересу достижения истины. Эта уверенность П. Фейерабенда в «посторонних интересах» ученых – эксцесс его концепции научного развития, но концепции, в целом верно понимающей науку как одну из традиций, которые выстраивает человек и суть которых – воспроизведение самих себя в соответствующих процедурах. П. Фейерабенд критикует научную традицию прежде всего за ее реальные или воображаемые социальные минусы, которые несет в себе любая историческая традиция. Действительно, любая традиция стремится к самосохранению, и поскольку она обязательно эволюционирует, это усиливает ее стремление к самосохранению, и для нее существует два способа самосохраниться: (1) элитарная самоизоляция от общества и (2) самореформирование по вызовам собственной социальной эволюции. Суть концепции научного развития П. Фейерабенда в том и заключается, что он критикует сложившуюся в Новое время научную традицию именно за выбор ею способа (1) самосохранения. Этим и объясняется весь адресованный науке разоблачительный пафос П. Фейерабенда, за который он был прозван «эпистемологическим анархистом». Между тем «анархизм» П. Фейерабенда – это защита им способа (2) самосохранения науки в обществе. Он выступает за реформацию – именно демократизацию – института науки. В сущности, «анархизм» П. Фейерабенда – выступление против сложившегося в науке авторитарного порядка, когда плюрализм интеллектуальных результатов подавляется властью академически авторитетных идей и академических авторитетов, стоящих на страже элитарной (замкнутой в академическом сообществе) модели познания. И это не только эпистемологический, но и социальный протест П. Фейерабенда, поскольку он прямо называет системным изъяном существующей модели науки вовсе не дефицит средств получения достоверного знания, но дефицит в ней эпистемологической и социальной демократии. По П. Фейерабенду, устранение этого дефицита – все, что науке нужно для выполнения в обществе своей миссии поставщика «объективных истин» в форме теоретического знания и технологий.
В сущности, фейерабендовская философия науки описывает то, что реально происходит в настоящее время с науками об обществе, которые в связи с обязанной КТК коммуникационной революцией, радикально изменившей общество и, соответственно, предмет ОН, обустраиваются в новой парадигме научного развития, предусматривающей (совсем по П. Фейерабенду) эпистемологический и методологический плюрализм – эпистемологическую и методологическую демократию. Сегодня эта эпистемологическая и методологическая демократия в научном развитии существует уже не как философско-научный проект, но как реальность формирования трансдисциплинарной парадигмы роста научного знания 5 . Выстраивание трансдисциплинарного исследовательского пространства проявляется в беспрецедентной демократизации исследовательской методологии, использовании самого широкого – академического и неакадемического – исследовательского инструментария, преодолевающего не только границы академических дисциплин в ОН и между ОН и ЕН, но и вообще границу между академическим теоретическим мышлением и, так сказать, «народным» теоретическим мышлением. Притом что понятия «народные теории» и «народная наука» – не какие-то образные выражения, а уже узаконенные в научной литературе термины 6 . В ряде исследований тема демократизации научного метода именно в плане установления академическим теоретическим мышлением союза с «народным» теоретическим мышлением разрабатывается, например, в проекте объединения всех интеллектуальных групп общества, в том числе интеллектуалов от научно-фантастической литературы и литературы в целом, как инсайдеров научного развития 7 .
5
Буданов В.Г. Трансдисциплинарные дискурсы постнеклассики: Познание, коммуникация, самоорганизация в антропосфере // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. – М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. – 564 с. – С. 145–159; Лепский В.Е. От монодисциплинарности к трансдисциплинарности в эволюции представлений об управлении // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы / Под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. – М.: Издательский дом «Навигатор», 2015. – 564 с. – С. 543–563; Keestra M. Understanding human action. Integrating meanings, mechanisms, causes, and contexts // Трансдисциплинарность в философии и науке: Подходы, проблемы, перспективы /
6
Rip A. Folk theories of nanotechnologies // Science as culture. – L., 2006. – Vol. 15, N 4. – P. 349–365.
7
Jacobs S.P. Snow’s «The two cultures»: Michael Polanyi’s response and context // Bulletin of science, technology & society. – 2011. – Vol. 31, N 3. – Р. 172–178. DOI: 10.1177/0270467611406052; Mode of access:31/3/172
Широкая демократизация научного метода, выражающая трансдисциплинарную (объединительную) тенденцию научного развития, – современная исследовательская практика в ОН. Эту практику отчетливо демонстрируют исследования в области так называемых когнитивных наук, где для тестирования работы когнитивного аппарата человека в разнообразных ситуациях принятия решений используется, по сути дела, неограниченный – академический и неакадемический – методический арсенал, призванный как-то решить огромную в ОН психологическую проблему субъектно-субъектных взаимоотношений исследователей с исследуемой реальностью 8 . Исследователи когнитивных механизмов поведения человека в частности отмечают, что не все в человеческой коммуникации как когнитивном процессе можно выразить словами, – осуществляется она и в каких-то неявных формах, например в форме сенсорной моторики, что побуждает исследователей рассматривать человеческую коммуникацию как весьма сложный, многомерный феномен, включающий физическое пространство коммуникации, жестикуляцию, слова, и пытаться выстроить из явного и неявного, прямого и косвенного содержания коммуникационного феномена систему. Здесь нужен культурологический подход. «Нужна разработка темы зависимости когнитивных процессов и механизмов от культуры. Социально-культурные теории предполагают, что любая когнитивная функция имеет социальную природу и потому представляет культурный феномен. Чтобы понять, что, собственно, такое познание и развитие познания, необходимо рассматривать этот предмет в системе культуры. Исследование культуры – область антропологии. Значит, требуется междисциплинарный и трансдисциплинарный подход к изучению познания и культуры как единого, целостного феномена, и это – подход (методология) в рамках когнитивной антропологии» 9 . Вообще, исследования в области когнитивных наук – классический пример трансдисциплинарного исследования, «вовлекающего в свой анализ самые разные исследовательские области, равно как и неакадемические когнитивные ресурсы» 10 .
8
Online information search performance and search strategies in a health problem-solving scenario / Sharit J., Taya J., Berkowsky R., Czaja S // Journal of cognitive engineering and decision making. – 2015. – Vol. 9, N 3. – P. 211–228. – DOI: 10.1177/1555343415583747; Mode of access: http://edm.sagepub.com/content/9/3/211/
9
Roth W.-M. Cultural practices and cognition in debriefing // Journal of cognitive engineering and decision making. – 2015. – Vol. 9, N 3. – P. 263–278. – P. 264. – DOI: 10.1177/1555343415591395; Mode of access: http://edm.sagepub.com/content/9/3/263/
10
Gonzalez C., Meyer J. Integrating trends in decision-making research // Journal of cognitive engineering and decision making. – 2016. – Vol. 10, N 2. – P. 120–122. – P. 122. – DOI: 10.1177/1555343416655256; Mode of access:content/10/2/120/
Сегодня в целом в ОН происходит настоящая методологическая революция именно в связи с КТК. С нынешним развитием компьютерных технологий в их многообразном приложении и связанным с этим экспоненциальным ростом социальной коммуникации использование данных из Интернета – так называемых «больших данных» (big data) – практикуется в широком спектре областей научного исследования. Возник совершенно новый тип исследования – онлайн-исследование 11 . Понятно, что прямой интерес к онлайн-исследованию есть у социологической науки. Этот новый и бурно растущий ресурс пошатнул положение традиционного социологического исследования из-за возрастающей аналитической активности в отношении социологических данных со стороны неакадемических организаций. Кроме того, неуклонное возрастание сегодня значения Интернета как средства массовой коммуникации и океана мнений, комментариев и индивидуальных самопрезентаций уже радикально реформировало социальное взаимодействие / социальный обмен – базу общественной жизни, общественной динамики. Все это открывает огромные возможности для исследователей-обществоведов, которые вынуждены сейчас переоценивать не только свои методологические подходы к пониманию процессов социальной коммуникации и социального взаимодействия, но и сами теории общества. Притом что инструментарий онлайн-исследования – сам по себе мощный фактор сообщения ОН трансдисциплинарного характера, поскольку онлайн-исследования коммуникационны по своей природе, представляют онлайн-коммуникации, легко стирающие границы между дисциплинами, весьма далекими друг от друга по своим предметам, объединяющие радикально разные научные интересы, методологические подходы, исследовательские умения, техники, дисциплинарные лексиконы. Интернет с его сетями социальной коммуникации поставил общественные науки перед необходимостью радикальных изменений в их исследовательском инструментарии, в самой исследовательской коммуникации со всеми вытекающими последствиями, главное из которых – формирование трансдисциплинарного исследовательского поля 12 .
11
The social sciences and the web: From «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J., Emele Ch., Abdul A., Coghill G., Pang W. // Methodological innovations. – 2016. – Vol. 9. – P. 1–14. – DOI: 10.1177/2059799116630665; Mode of access: http://mio.sagepub.com/content/9/1/
12
The social sciences and the web: From «lurking» to interdisciplinary «big data» research / Bone J., Emele Ch., Abdul A., Coghill G., Pang W. // Methodological innovations. – 2016. – Vol. 9. – P. 1–14. – DOI: 10.1177/2059799116630665; Mode of access: http://mio.sagepub.com/content/9/1/
В настоящее время, судя по методолого-научной литературе, сообществом методологов науки принята интеграционная модель научного развития – объединения всех наук через теорию сложности (complexity theory), в которой главную роль играют нелинейная динамика и неравновесность, и вокруг герменевтики, делающей акцент на смысле, интерпретации и риторике. Появление теории сложности в методолого-научном дискурсе знаменует важную веху в методологии науки – слияние нескольких влиятельных трендов, берущих начало в параллельном развитии общей теории систем и кибернетики в середине XX в. И общая теория систем, и кибернетика имеют дело с системами, которые характеризуются чрезвычайно сложными – нелинейными и нестабильными – взаимосвязями и динамикой, не поддающимися описанию традиционными математическими методами. Моделирование сложности в современных исследованиях общества – существенная особенность общественных и естественных наук. Теперь и в ОН, и в ЕН научные законы больше не «жесткие», но лишь вероятностные, а это означает, что невозможно иметь теории на все времена. Моделирование сложности в современной науке демонстрирует пространственно-временную зависимость описания систем. Например, в механике Ньютона физические системы описывались как системы, чьи траектории были раз и навсегда детерминированы определенными параметрами и начальными условиями, и не имело значения, в каком именно начальном состоянии находилась система. С позиции же теории сложности история системы производна от ее (системы) траектории, т.е. система утрачивает свою «устойчивость» во времени – время для нее становится необратимым. Эта особенность сложности с очевидностью работает в обществознании, когда ученые-обществоведы отчетливо чувствуют, что факторы вроде социальных отношений, институтов, культуры и истории фундаментально важны для понимания социальных процессов 13 .
13
Nachane D. Methodology of the social sciences in the age of complexity: Unity, autonomy or integration? // Journal of interdisciplinary economics. – 2016. – Vol. 27, N 1. – P. 1–32. – P. 18–19, 21. – DOI: 10.1177/0260107914560864; Mode of access: http://jie.sagepub.com/content/27/1/1/
Таким образом, формирование сегодня трансдисциплинарной парадигмы роста научного знания – реальность. И эту реальность представляет именно методологическая трансдисциплинарность, когда исследовательские методы не только свободно преодолевают дисциплинарные границы между ОН и ЕН, но и выходят в неакадемическое пространство, выстраивая новое, беспрецедентно демократизированное исследовательское сообщество (которое уравнивает в правах профессиональных и «народных» исследователей) и, в сущности, реализуя знаменитый слоган философии науки П. Фейерабенда о «неограниченном» научном методе: «Все проходит» 14 .
14
Doyle E., Buckley P. Embracing qualitative research: A visual model for nuanced research ethics oversight // Qualitative research. – 2016. – P. 1–23. – DOI: 10.1177/1468794116661230; Mode of access:Enriching qualitative research by engaging peer interviewers: A case study / Devotta K., Woodhall-Melnik J., Pedersen Ch., Wendaferew A., Dowbor T., Guilcher S., Hamilton-Wright S., Ferentzy P., Hwang S // Qualitative research. – 2016. – P. 1–20. – DOI: 10.1177/1468794115626244; Mode of access:Kezar A., Maxey D. The Delphi technique: An untapped approach of participatory research // International journal of social research methodology. – 2016. – Vol. 19, N 2. – P. 143–160. – DOI: 10.1080/13645579.2014.936737; Mode of access:10.1080/13645579.2104.936737; Mawer M. Observational practice in virtual worlds: Revisiting and expanding the methodological discussion // International journal of social research methodology. – 2016. – Vol. 19, N 2. – P. 161–176. – DOI: 10.1080/ 13645579.2014.936738; Mode of access:13645579.2104.936738